– И мы расстанемся… Уже так скоро?
– Эй, вы там! – останавливаясь, обернулся Элиа. – Я вам, вам говорю, досточтимые господа Марцелин и Аньез. Все, приехали – развилка. Вам дальше – туда. Я вас провожу немного.
– Спасибо, но мы дорогу знаем…
– Да, но там… там речка размыла брод, так надо другой тропкою… я покажу.
– Ишь, какой ретивый, – сквозь зубы прошипел толмач.
Честно сказать, и Павлу тоже не понравилась неожиданная суетливость проводника, ни с того ни с сего вдруг озаботившегося совершенно посторонними – не они ж ему в конце концов платили! – людьми. Что стояло за такой заботливостью? Обычная вежливость и желание помочь? Гм-гм… что-то на Элиа это не очень похоже, насколько Ремезов знал подобный тип людей, обычно так много (особенно на людях) обещающих и так мало делающих.
– Сюда, сюда, скорее… – деятельно распоряжался проводник.
Оперевшись на руку Марко, Аньез слезла с ослика и направилась вслед за братом и Элиа по узкой, скрывающейся за скалою, тропе.
– А вы идите пока во-он к той кривой сосне, – оглянувшись, проводник махнул рукой пилигримам. – Там устройте привал, ждите, я быстро вас догоню.
До кривой сосны, по прикидкам Ремезова, было где-то с полтора километра или даже чуть больше, но все равно не так уж и далеко.
– Я им только покажу путь.
Элиа вроде как оправдывался за непредвиденную задержку… хотя и не должен был бы – в те времена никто никогда и никуда не спешил.
– Не иначе, господине, проводник наш что-то замыслил, – подойдя к Павлу, шепнул Убой. – Инда девка уж больно красна, за такую немало серебришка дадут, особливо ежели девственна. Ну, да пес с ней, с девкой и с братцем ее… Я вот мыслю… кабы и нам с того зла плохо не стало! Вдруг да, девку имав, лиходеи за нами примчат? За одним уж.
Выслушав сию тираду. Ремезов повел плечом:
– Ну, уж это вряд ли. Хотя… Кондратий, Осип – сбегайте-ка, присмотрите, как там? Ежели что – доложите.
– Господин, – умоляюще сложил руки Марко. – А можно и мне с ними? Святой Девой, Христом-Богом прошу.
И столько было в его просьбе желания, столько надежды, что Павел махнул рукой:
– Ладно, давай и ты. Только, смотрите, быстро!
– Зараз, господине, все сладим, – вытаскивая из-под хламиды пращу, уверил Кондратий Жердь. – А девка и впрямь – сладка. Такую бы…
Толмач заскрипел зубами, бросив на парня убийственный взгляд, которого Жердь вовсе и не заметил. А вот Убой – хмыкнул.
– Ишь ты, паря-то наш. Сверкает глазищами!
– Ничего, дело молодое, – улыбнувшись, Ремезов подогнал осла.
Оставшиеся пилигримы прошагали-проехали, наверное, уже с полпути до приметной кривой сосенки, когда позади, у повертки, вдруг послышались крики. Размахивая на бегу руками, кричал Кондратий Жердь. Переглянувшись с Волом и Убоем, Павел повернул осла… а потом и спешился – бегом-то куда быстрее.
– Разбойники! – отдышавшись, доложил Жердь. – Лиходеи. И с ним – наш проводничок. Напали, девку имают, толмач наш младой на выручку поспешил – никого не послушав. Теперь и его там прибьют.
– Та-ак… – нахмурился Ремезов. – Что ж – толмача выручать надо. Эх, зря я его пустил! Много там лиходеев?
– Да с полдюжины будет.
– Как и нас. Что ж мужики, выручим парня! Заодно и добрым людям поможем.
– Знамо, поможем, – с неожиданной радостью махнул своей дубиной Убой. – У лиходеев-то и серебришка с лихвою быть может! А что полдюжины их… так и другие рядом могут.
– И что? – бросил на бегу Ремезов.
– Я к тому, господине, что надо побыстрей все сладить. И, главное – тихо.
Марцелин лежал на краю тропинки, как мог, отбиваясь посохом от наседавших врагов – трех молодцов самого разбойного вида. По левой щеке юноши текла кровь, однако он все же попытался вскочить – но тут же был сбит с ног хорошим ударом дубины.
Трое других лиходеев окружили Аньез, но девушка явно не собиралась сдаваться, с узким кинжалом в руке отбивая все попытки врагов, в чем ей активно помогал и Марко, почему-то вооруженный суковатой палкой… ах, ну да – кинжал-то он отдал девчонке. Разбойники холодного оружия почти не имели – Ремезов заметил короткие мечи лишь у двух, да и некогда было особо разглядывать – так вовремя явившиеся на помощь воины с ходу вступили в бой.
Ввухх!!! Ухнув, Убой покрутил над головою дубиной, и, примерившись, нанес страшный удар, опрокинув сразу двоих лиходеев. Повезло: пропасть виднелась чуть дальше, в полсотне шагов, схватка же проходила на неширокой полянке в расщелине меж пологими отрогами гор, густо поросшими магнолиями и олеандром.
Завидев нападавших, лиходеи быстро опомнились, один из них – с широкой, на длинной ручке, секирою, едва не снес голову подбежавшему Осипу – хорошо, тот вовремя успел подставить посох… тут же перерубленный пополам. Рядом что-то звякнуло, заскрежетало – короткий разбойничий меч встретился с широким кинжалом Кондратия Жерди, на помощь парню поспешил как раз подоспевший Вол, с ходу ударив лиходея острым концом посоха. Ударил и, размахнувшись, завращал посох над головою, примериваясь – куда бить.
Смуглое лицо разбойника исказила гримаса боли страха, еще более усилившаяся при взгляде на увесистую дубину Убоя, которой бывший волхв едва не проломил незадачливому татю голову. Помогли другие, те двое, что все же опомнились после ударов кудесника. Вскочив на ноги, взялись за ножи – длинные и кривые. Да что там нож против дубины и посоха, коим парни Ремезова управлялись умело, действовали словно копьями. Вот уже один лиходей, выпустив выбитый нож, подался в бега, за ним последовал и второй…
Павел же взял на себя тех, кто окружил Аньез и Марко. Ударил с ходу, особенно не примериваясь и уповая лишь на свое искусство – отточенное, надо сказать, уже до такой степени, что и думать было не надобно – да и некогда думать в бою – только бить. Один из злодеев успел ранить толмача в плечо, юноша стиснул зубы, перекинув палку в левую руку, и Ремезов, отразив удар, ринулся на помощь парню.
Кинжал против меча – пусть и короткого – не очень-то катит, но тем не менее яростный натиск сделал свое дело, тем более и Марко подмогнул своей палкой – едва разбойник занес клинок для удара, юноша изо всех сил треснул ему по руке, да так, что злодей выронил меч… тут же подобранный Павлом.
– Держи! – Ремезов кинул толмачу кинжал и, вращая над головою мечом, зловеще прищурился.
Лишившийся своего орудия тать осклабился и стал медленно пятиться назад, не сводя взгляда от пылающих недюжинным гневом глаз молодого боярина, в коих, верно, видел уже свою смерть. Пятился… пятился… и вдруг, совершив невероятный кульбит, прыгнул с переворотом в кусты, словно акробат в цирке, и тут же исчез в зарослях. Туда же, придерживая раненую руку, побежал и другой…
И проводник Элиа – он тоже был здесь, только не принимал участия в схватке, предпочитая следить за ней из кустов. Но вот теперь, когда пришло время ретироваться, сей коварный парень оказался явно в своей тарелке – побежал так, что засверкали пятки, за ним со всей возможной поспешностью бросились и остальные разбойники, вмиг скрывшись из глаз.
