Квартотдел был рядом на Крещатике. Начальник объявился спустя десять минут.
— Возьми товарища и по нашему списку покажи всё, что есть. Пока не подберешь, не возвращайся. И сразу ко мне. Ты понял?!
Видно, в глазах квартирьера проявилось недопонимание. Возможно, последуют разъяснения. И что за срочность?
— Ты понял?! Я спрашиваю?! Всё. Не волнуйтесь (это Гольдфрухту, совсем другим тоном), вопрос будет решён.
Немедленно отправились на машине, смотреть квартиры. Проехали несколько адресов. Действительно, выбирать было не из чего. Везде комнаты в общих квартирах. А Гольдфрухту нужна была отдельная, чтобы ему — больному и потенциально заразному избежать контакта с соседями. А отдельной квартиры не было. Начальник умаялся. Напоминаем, был пятьдесят четвертый год. Квартирное строительство только начиналось.
— Нет у меня таких квартир. — Квартирный бог отчаялся. — Нет.
Но Гольдфрухт был безжалостен. Это был его час. Приказано обеспечить.
Наконец, сообразили. Улица Шота Руставели, 35. Отдельная квартирка, комната — двенадцать метров, кухня крохотная. Но отдельно. Газовое отопление, плита. Одна проблема — квартира занята. Женщина с двумя детьми. Муж умер от фронтовых ранений.
— Позвольте осмотреть квартиру.
— Как? Почему?
— Позвольте. Вас устраивает?
— Подождите, тут люди живут.
— Сейчас, сейчас. Все будет в порядке.
Женщина давно стояла на очереди. И еще бы ждала. В тот день ей был выписан ордер на двухкомнатную квартиру в недавно отстроенной сталинской высотке, где кинотеатр Дружба. С единственным условием, немедленно выбраться с улицы Шота Руставели. Счастливая женщина тут же стала укладываться. Жили они бедно, много времени это не должно было занять.
— А вы, — это Гольдфрухту, — можете вселяться. И сообщите, куда следует, ваш вопрос решен положительно.
Как сохранить и найти мужа. Решение вопроса с квартирой поставило жизнь Фридриха Бернгардовича на новые рельсы. Известно, как много это значит, получение квартиры. Как много в этом звуке для сердца не только русского, но и такого, как у Фридриха Бернгардовича, слилось. Тут же хлопоты по доведению жилплощади до приемлимого вида, покупка мебели, установка кранов, обивка дверей и многое другое. Фридрих Бернгардович — можно сказать определенно — был непритязателен, даже в своем довоенном обеспеченном быту. Легкий на подъем молодой человек, офицер. Но теперь с получением квартиры свершилось нечто особенно важное именно для него. Получив постоянное жилье, прописавшись в нем, Фридрих Бернгардович утвердился окончательно в новом для себя жизнеустройстве. И впредь до последнего дня жизни оставался советским человеком, несмотря на горечь воспоминаний. Он умел быть благодарным судьбе такой, как есть, и не требовать слишком многого.
Сейчас счастливому квартировладельцу пришла пора оформлять отношения с Тамарой Бенедиктовной. Но у этого желания оказались серьезные препятствия в виде законной жены — Фаины Лазаревны. Эта женщина теперь, когда муж окреп и встал на ноги, стала испытывать к нему постоянно растущее чувство собственницы. Фридрих Бернгардович не только не умер, но даже округлился, набрал вес и стал прилично одеваться. Теперь он выглядел элегантно, почти франтом, и даже стал покуривать. Рядом с таким мужчиной женщина чувствует себя уверенно. А тут еще государство вознаградило Фридриха Бернгардовича жилплощадью, на которую жена, как ни крути, тоже имеет право. В общем, Фаина Лазаревна решила вернуть мужа в семью, несмотря на то, что Фридрих Бернгардович полюбил Тамару Бенедиктовну и возвращаться к жене категорически не хотел. Странная сложилась ситуация, буквально, для пьесы, там — водевиль, а в жизни — как получится… Фаина Лазаревна и Тамара Бенедиктовна были соседками, жили в одном подъезде. Стоит отношениям проявиться и шумного скандала не избежать. Это, с одной стороны, заставляло Фридриха Бернгардовича спешить, а, с другой, действовать предельно осторожно. Он отнес заявление в суд с просьбой о разводе. Тогда для этого полагалось дать объявление в газете Вечерний Киев. Он дал. Государство в трудное послевоенное время усиленно охраняло интересы семьи. Разводы разрешали с большим трудом, нужны были серьезные основания. Фаина Лазаревна этим бессовестно пользовалась. Объявила упирающемуся супругу, что хочет постоянно быть с ним в будни и праздники, ухаживать в случае обострения болезни, и на правах законной жены повесить занавески в его новой квартире. Приходить постоянно и в виде сюрприза, лежать в чулках на диване. Создать уют. Положение становилось угрожающим. Поначалу Фаина Лазаревна даже не изволила явиться в суд, считая намерения Фридриха Бернгардовича легкомысленными и вздорными. Но злоупотреблять терпением советского суда было опасно. После нескольких отвергнутых повесток пришлось явиться. В суде Фаина Лазаревна расплакалась. Она рассказала, как самоотверженно ухаживала за Фридрихом Бернгардовичем во время долгой болезни. Между прочим, с риском для собственного здоровья. А вот теперь, когда он выздоровел, сами видите… Судья и народные заседатели (все женщины) смотрели на Фридриха Бернгардовича с явным неодобрением. Что он себе вообразил? А если все так… Решение отложили. Стороны отправили по домам, дав месяц на размышление.
Тамара Бенедиктовна приуныла. Мечты о семейном счастье разбивались о коварство Фаины Лазаревны. Любовники преисполнились печали. И тогда Фридриха Бернгардовича осенило. Вернее, он нашел хорошего советчика, имя которого для нашей истории, увы, утрачено. Имея ввиду некий план, Фридрих Бернгардович отправился к другу и врачу — Иде Осиповне. Не на прием, а прямо домой, он напросился. Ида Осиповна наблюдала полнейшее бездушие Фаины Лазаревны к судьбе умиравшего Гольдфрухта, и готова была подтвердить свои наблюдения в суде. Но Фридрих Бернгардрович попросил этого не делать. Позиции Фаины Лазаревны были настолько сильны, что появление нового свидетеля со стороны истца вряд ли бы что-то изменило. Пришлось бы ему и дальше влачить жалкое существование с нелюбимой и вероломной женщиной и, пожалуй, даже прописать ее на драгоценной жилплощади. — Вот только… — и тут Фридрих Бернгардович с надеждой поглядел на Иду Осиповну… — А как? — Ида Осиповна — добрая душа была целиком на стороне несчастного. Фридрих Бернгадрович сделал смущенное лицо и изложил просьбу. Тут сочувствие Иды Осиповны переполнило чашу: — А вы? Вы, действительно?.. Такой молодой…
Фридрих Бернгрардович понурил голову. — Боже мой. — Глубоко вздохнула Ида Осиповна. — Конечно, конечно. Я напишу.
На следующее заседание Фаина Лазаревна явилась с видом победительницы. Держалась уверенно. Клятвенно заверила суд, что готова остаться супругой Фридриха Бернгардовича в горе, и в радости. Тем более, что горе они уже пережили.
— Вот, стерва, — так или близко по смыслу, думал про себя Фридрих Бернгардович. Судьи обратили на него укоризненный взгляд. Дело было проиграно. Женщины за судейским столом задвигались, напрасно Фридрих Бернгардович морочит им головы и проявляет легкомыслие ветреника. Сколько можно?! Нет ему пощады. В семью, и только туда!
