Сейран Атеш смотрит на это иначе и говорит в свою очередь про некий белый свет, к которому она приближалась, и обретает душевную и земную опору в лице католички-фундаменталистки. Мускулистый пастор, со своей стороны, уже взял меня на прицел, поэтому я лучше отвернусь от стального, сверлящего взгляда его голубых глаз и подытожу еще разок мой первый пункт.
Если все наши мысли, чувства, надежды и желания, то есть все, что составляет наше человеческое бытие, имеет основание в мозге, если тем самым вся наша личность укоренена в глубинах самой сложной структуры, которую когда-либо открыли, – человеческого мозга, то наша смерть – это ни больше ни меньше как конец нашего существования.
Ведь предположение, что в машине нашего тела обитает дух, «душа», которая способна существовать независимо от этой машины, на фоне современных знаний по праву характеризуется как заблуждение: декартовский дуализм, согласно которому тело и дух существуют отдельно друг от друга, фактически опровергнут – это так просто!
Пастор тут же использует историю госпожи Атеш о свете в конце туннеля, чтобы обнаружить мнимый пример: переживания клинической смерти, в конце концов, всегда и повсюду похожи. Он признает, что, конечно, в существовании Бога они его не убеждают и не могут также служить доказательством (Beweis) жизни после смерти, «но все же это довод (Erweis)».
Доказательство, довод, намек, указание (Beweis, Erweis, Hinweis, Nachweis) – поди разберись! Но и я знаю один пример: профессиональные верующие любят применять эту испытанную тактику словесного затуманивания и этим часто с успехом отвлекают от того факта, что их гипотезы даже не на песке построены – это просто воздушные замки.
Но этот человек может привести еще одно доказательство того, что он хорошо учился в риторической семинарии по предмету теологии:
«Между небом и землей есть такие вещи, – говорит он и медленно и таинственно крутит ладонью кверху возле собственной головы, – о которых мы мало что знаем».
Что ж, это вы мало что об этом знаете, господин пастор, но для представителя небесного мировоззрения это не так уж и удивительно. Утверждение, что погода меняется, когда кукарекает петух на куче навоза, или остается той же, помогла бы нам здесь примерно так же, как и ваша эзотерическая тавтология! Но прежде чем выступать с подобными заявлениями, я лучше подожду, как хороший студент, когда меня вызовет госпожа Билль.
Но теперь моему вниманию предлагается речь Мехтильды Лёр, председательницы Союза «Христианские демократы за жизнь», то есть своего рода «католибана». И эта речь для меня действительно важна, так как сидеть за одним столом с кем-то, кто возглавляет организацию, которая всерьез хочет вновь отменить с трудом добытое право каждой женщины на аборт, в век самоопределения и просвещения означает для меня небольшую сенсацию.
Но долго еще, прежде чем раскрыть публике свою антиэмансипаторскую позицию, госпожа Лёр доказывает, что мышление не относится к числу ее сильных сторон: «Истина это или заблуждение, – говорит она по поводу жизни после смерти, – вероятность тут один к одному».
И, разумеется, она не заставляет долго ждать того, чтобы ввести в игру того бедного парня, который собственную аргументацию подорвал всем своим образом жизни: глубоко религиозного, а позднее тяжело больного математика Блеза Паскаля. И в пределах своих явно ограниченных речевых возможностей противница абортов объясняет актеру кабаре «пари Паскаля»:
«Если один из нас верует – или же не верует! – то спросим-ка: что для жизни этой особы лучше?»
О’кей, задавать вопросы – это всегда довольно неплохое начало. Думаю, что могу прочесть по лицу Винса, что он уже догадывается, куда она клонит, но его изумительное лицо все же непроницаемо, словно у игрока в покер, так что дама фантазирует дальше – и на следующей же фразе теряет нить. Бывший пастор любезно пытается ее утешить, потом все же выдвигает еще одну гипотезу, согласно которой жизнь после смерти может быть «еще грандиозней», чем мы думаем, и заключает свой вклад в диспут словами:
«Во всяком случае ученые не могут это исключать!»
Уфф, мой мозг так уже перекручен, что еще немножко помолчу – и в атаку: я должен разоблачить это пари нашей молочницы прямо перед включенной камерой! Что касается вопроса о том, выгодно ли верить в Бога и в жизнь после смерти, то Блез Паскаль – довольно систематично – проигрывает четыре сценария:
Сценарий молочницы № 1: ты веруешь в Бога христианства и в Его рай, стараешься исполнять Его правила, и за это будешь оправдан – поздравляем, ты выиграл со счетом 1:0— ура! Текут молоко и мед, и добрый Бог отныне и навсегда твой друг. К сожалению, тебе придется отказаться от сорока двух специально для тебя сотворенных приватных дев, которые ожидают тебя, лежа на уютных облачках – это, пардон, ложный бог. Но зато ты снова встретишься с бабушкой и дедушкой и вообще со всеми, кого привратник пустил в христианский Большой Рай, например – с Папой Римским.
Сценарий молочницы №2: Ты веруешь в Бога христианства и в Его рай, но это оказывается ошибкой – счет 0 : 0, так как верующий ничего при этом не потерял, вопрос закрыт, игра закончена.
Сценарий молочницы № 3: Ты не веруешь в Бога христианства и в Его рай, и оказываешься прав – опять-таки никакого промаха, верил ты или не верил, все равно, конец игры, и как бы снова 1 : 0 в пользу христианина.
Сценарий молочницы №4: Ты не веруешь в Бога и оказываешься неправ – тут-то и разворачивается зверский сценарий Паскаля! Ты предстаешь как неверующий пред ясные очи святого привратника, он окидывает тебя взглядом, ты еще лепечешь, что значишься в списке приглашенных, выдаешь себя за самого набожного парня, но здесь-то наверху всё про тебя известно – разверзаются небесные хляби, ты падаешь, и падаешь, и падаешь – и знаешь: теперь все, катастрофа, теперь ад – и притом ад вечный! Здесь подсчет очков уже неуместен, Боже упаси, ибо здесь бесконечно много упущенных очков, так что ты проигрываешь как бы со счетом 0 : оо.
Итак, говорит Блез Паскаль, как ни крутите, ни вертите, в конечном-то счете верующий всегда имеет преимущество – хотя бы чисто статистически.
С помощью этой аргументации Блез Паскаль на самом деле мастерски вдалбливал целым поколениям страх перед № 4 и усиливал в них столь же хорошо обоснованную надежду на № 1. И даже если в наше время едва ли кто-то еще даст себя запугать этой божественной игрой в наперстки, это пари по-прежнему приводят в качестве аргумента: «в конечном-то счете, мол, никто ничего знает…»
Но я бы добавил еще несколько сценариев и для начала – сценарий Паскаля: назовем его так по стилю его собственной жизни (Lifestyle).
Сценарий молочницы № 5: ты живешь, как Блез Паскаль, веруешь в Бога христианства и в Его рай, поэтому подчиняешься всем Его правилам, следуешь малейшим указаниям Его наземного персонала, живешь в единении с Богом, однако все время хвораешь и испытываешь страх Божий, мучаешь себя аскезой и подавляешь свои потребности, заходя во всем этом столь далеко, что ты уже в молодые годы практически дышишь на ладан, вдобавок ты страдаешь тяжелой депрессией и, наконец, умираешь мучительной и жалкой смертью – а потом констатируешь, что твоя вера, все твои святые убеждения и даже частично труд твоей жизни – твое знаменитое пари молочницы – были следствиями нейрохимических процессов, которые ты, впрочем, успешно, спроецировал в бесчисленные чужие мозги и которые в своем изначальном виде превратятся в ничто в тот миг, когда твой мозг прекратит свою деятельность, – и то же самое произойдет со всей твоей личностью.
