Так что дебаты продолжаются без моего выступления в Германии, где эта тема обсуждается в многочисленных статьях. Однако, может быть, самое глупое заявление на эту тему исходит почти с самого верха: «Я не желаю, чтобы Германия была единственной страной в мире, в которой евреи не могут практиковать свои обряды, – гласит оно. – В таком случае мы превратились бы в смехотворную нацию».
А поскольку наша федеральная канцлерша этой фразой ясно дала понять, что политическим элитам нашей страны религиозные обряды важнее, чем права детей, это очень быстро ведет к соответствующим последствиям: в августе 2012 года проходит заседание Совета по этике, на котором кристально чистый доклад эксперта по конституционному праву Рейнхарда Меркеля противостоит дикой мешанине религиозных и псевдо-медицинских аргументов одного еврейского и одного мусульманского врача. А 12 декабря 2012 года члены Бундестага голосуют за принятие первого и единственного закона в Германии, который имеет силу только для одного из полов: «Забота о человеке включает также право согласия на не показанное медициной обрезание не способного на разумное суждение ребенка мужского пола, – значится в параграфе 1631d Гражданского кодекса, – если эта операция будет производиться в согласии с правилами медицинской науки». А поскольку иудейская традиция предполагает, что крайнюю плоть должен обрезать не врач, а мохель, то вторая часть первого абзаца могла бы оказаться проблематичной, поэтому избранное нами правительство придумало второй абзац: «В первые шесть месяцев после рождения ребенка обрезание могут производить также лица, назначенные для этого данной религиозной общиной, согласно абзацу первому…»
Резюмируя, можно сказать, что в Германии от ритуалов обрезания могут быть защищены только девочки; мальчики старше шести лет все-таки имеют право на то, чтобы их крайняя плоть обрезалась по правилам медицины; а вот младенцы мужского пола практически лишены правовой защиты от обрезания гениталий, потому что делать это обрезание разрешено даже тем людям, которые не являются врачами, а научились ему в религиозной общине… Как вам такая картина?!
Таким образом, юридическая гарантия отсутствия ущерба для гениталий и тем самым сохранения способности к сексуальным ощущениям в XXI веке в «Божьей республике Германия» имеет силу только для девочек и для сыновей тех родителей, которые сумели противопоставить разум заблуждению – либо своевременно получили информацию, позволяющую пересмотреть свое отношение к обряду обрезания.
Ну а как на фоне отношений между религией и правовым государством выглядит безбожное счастье?
Обычно это счастье должно создаваться просвещением и самоопределением: Взрослые люди обоих полов, которые в разъяснительных беседах с врачами узнали обо всех фактах и рисках пластической хирургии, могут без проблем в безбожно счастливом правовом государстве прибегать к подобным вмешательствам. Но так как в урологической практике предпринимаются только обрезания гениталий, если для этого имеются медицинские показания, то в большинстве случаев потребовался бы визит к пластическому хирургу. А поскольку этот особый род врачей вряд ли удовлетворится тремястами евро, которые за эту операцию до сих пор запрашивает уролог, число невредимых гениталий должно неуклонно увеличиваться.
Но если кто-либо в Германии XXI века ощущает в себе призвание действовать во имя какого-то Бога, тому закон гарантирует мнимую свободу, свободу средневекового шута – поэтому я не понимаю Олгуна и Салиху, приходящих к нам в гости, хотя уже около года прошло после принятия этого закона.
«Это было совсем плохо, – рассказывает Олгун, – его крайняя плоть так наросла, что когда он делал пи-пи, раздувалась, как баллончик».
«Мы все испробовали, – объясняет Салиха, – но в конце концов нам пришлось из медицинских соображений сделать ему обрезание – это рекомендовал нам врач!»
И тогда становится понятным профессиональное фото, висящее в комнате Сами, на котором он одет в традиционный турецкий костюм в память об обрезании.
Снаружи головной платок. Внутри Аллах?
«Я увольняюсь! – Франциска смотрит сперва на мою коллегу по правлению, потом на меня. – Мне жаль, что это затрагивает теперь и вас, но не могу больше здесь оставаться».
«А дети? – спрашивает моя коллега. – Что с…»
«Им я скажу это завтра. – Она кладет ногу на ногу и скрещивает руки. – Я приняла решение, вот и все!»
Ну супер. Стресс. Просто настоящий стресс. Я должен был бы это знать, когда выставил свою кандидатуру. Но поскольку я отношусь к тому типу людей, которые просто не умеют отказывать в некоторых просьбах, я согласился – и теперь вот такая незадача: дело в том, что я – первый председатель нашего детского сада (Kinderladen), опекаемого самими родителями, кратко – «кила», который посещают
Клара с Антоном; основной принцип такого рода педагогических учреждений состоит в том, что родители создают зарегистрированное объединение, которое потом становится альтернативой обычного детского сада. В этом объединении имеется правление, и это правление – официальный работодатель для педагогического персонала. А если кто-то увольняется? Ну, тогда нужно искать замену…
Объявление срабатывает быстро, и уже через несколько дней мы получаем первые предложения. Разумеется, наша «кила» – место политически вполне корректное и основанное на демократии – в духе того времени, когда возникла идея таких детских садов. Это был 1967 год, когда родителям захотелось, чтобы их дети росли в свободе, и поэтому они разработали идею антиавторитарного воспитания, которую в государственных, – а главное в церковных, – педагогических учреждениях восприняли без восторга. В знаменитом 1968 году «килы» начали расти, как грибы, прежде всего – в Берлине, но также в Штутгарте и в Гамбурге, и стали духовной родиной для «шпонти», знаменитых противников истеблишмента, и для Совета по освобождению женщин.
Моя жена Сара – сама «кила-ребенок», ее мать – хиппи и всегда была «кила-мамой», да и я тоже рос с совершенно естественной убежденностью в самоопределении и равноправии.
Уже когда мы искали надежное место для Клары, нам стало ясно, что городские детсады часто переполнены, персонал – нередко просто катастрофический, пытаясь же получить там место, порой вспоминаешь о покупке автомобиля «Траби» в ГДР, который надо было заказывать уже перед рождением ребенка. Что касается церковных детсадов, то у них официальная задача воспитывать детей в религиозных убеждениях, так что о них мы даже не думали, а решили – в соответствии с нашей собственной духовной свободой – в пользу детсада-«килы».
