«И какова она конкретно? – Я встаю и иду к флипчарту. – Может, для начала наметить тезисы для нашей работы?»
«Сначала нам надо постановить, что мы выступаем исключительно против определенного вида циркумцизии, то есть ампутации крайней плоти пениса: против не имеющего медицинской необходимости обрезания несовершеннолетних и потому не могущих дать свое согласие пациентов. – Он ждет, пока я запишу этот тезис на доске. – В конце концов, в этом отношении следует обдумать два основных права: статья вторая, пункт второй Конституции – каждый человек имеет право на физическую неприкосновенность – и статья четвертая, пункт второй Конституции – право на беспрепятственную религиозную практику».
«Но может ли право на беспрепятственную религиозную практику передаваться собственному отпрыску?» – вставляет мой коллега по фонду.
«Сторонники обрезания ответили бы: да, и обосновали бы это статьей шесть, глава вторая Конституции, согласно которой воспитание детей – это естественное право родителей, и законом о религиозном воспитании детей, который наделяет родителей правом на религиозное воспитание своих детей».
«Но какая связь между воспитанием и ампутацией?» – интересуется Али.
«Никакой. – Адвокат поправляет свои бескаркасные очки. – Именно к этому мы и клоним: гарантируемое Конституцией право на беспрепятственную религиозную практику родителей не подразумевает права на то, чтобы принуждать несовершеннолетних к участию в религиозных ритуалах, предусматривающих оперативное и необратимое вмешательство в физическую автономию ребенка».
«Ах, вот оно что! – Али почесывает бородку. – А теперь, пожалуйста, переведите на обычный язык».
«Правильно! – вставляю я. – Если мы хотим развернуть кампанию, то должны как-то попроще сформулировать свой месседж».
«Проще? – Вальтер снимает очки. – Но тогда, в известной мере, он лишится точности!»
«А что ты хочешь написать на плакате? – вворачивает Франк, редактор гуманистической пресс-службы на грубом берлинском диалекте. – Не рекомендованная медициной ампутация крайней плоти у неспособного высказать свое согласие пациента не совпадает с беспрепятственной религиозной практикой и поэтому должна быть запрещена?!»
Все смеются, только Вальтер кивает.
«Примерно так, да! – Теперь он ослабляет галстук. – Ну а что вы предлагаете?»
«Можешь спокойно говорить мне “ты”! – Франк минуту раздумывает. – Мы ведь хотим бороться за права детей, и всякому должно быть понятно, чего мы хотим, не так ли? – Все кивают, и Франк заканчивает свою мысль. – Как насчет такой формулировки: “Руки прочь от моего хера”?!»
Безмолвие. Доктор Майер молча моргает, а Вальтер от изумления раскрыл рот.
«По-моему, классно! – говорит Али. – Но для публики “хер” звучит как-то не вполне прилично, а?»
«Но парни так и говорят: “хер”! – Франк смотрит на Али в упор. – Неприлично было бы – х…»
«Я вынужден попросить вас… – У Вальтера лицо белое как мел. – Нет ли у вас более деловых соображений?!»
«Мне не нравится эта зацикленность на гениталиях, – бросает в пространство доктор Беата. – Мы должны также высказаться против обрядов, в которых подвергаются обрезанию и другие, помимо гениталий, части тела. – Снова все кивают. – Кроме того, наша аргументация направлена не против обрезания гениталий у взрослых. Я склоняюсь, скорее, к самоопределению…»
Все согласны, однако мы не можем найти лаконичную формулировку этой идеи. Нико приходит в голову позвонить Михаэлю, что мы делаем незамедлительно, и мы описываем ему все приведенные соображения.
«По-моему, все идет отлично! – звучит его голос в динамике, причем можно уловить через телефон его довольную улыбку. – А что если так… – Несколько секунд все как зачарованные уставились на мобильник посреди стола: – “Мое тело принадлежит мне!” – так мы избавимся от проблемы с пенисом!» «“Мое тело принадлежит мне…” – повторяю я и смотрю на всех: на их лицах – одобрение. – Спасибо, принято!»
«Отлично! – радуется Михаэль. – Кстати, я созвонился с Хольмом Пуцке», – бросает он мимоходом.
«Хольмом Пуцке? – Вальтер сам не свой. – С кем, с кем? С Хольмом Пуцке?!»
«А с кем же? – Франк берется за голову. – Это имя что – существует дважды?!»
«Да-да, с ним! – слышим голос Михаэля. – Он и Рольф Херцберг охотно поддержат нашу кампанию. Кроме того, они знают одного юриста со связями, который хочет написать открытое письмо федеральному правительству. В общем, дело идет… И еще мне звонили из какой-то редакции – куда уж больше, Фил?»
«Ну-ну?»
«Они сами с тобой свяжутся. – Слышен фоновый звонок. – О, мне пора! Удачи вам!»
После этого разговора мы обалдело смотрим друг на друга, и тут звонит мой мобильник. Устанавливается мертвая тишина, и я включаю громкую связь.
«Добрый день, господин Мёллер! – говорит приветливый женский голос. – Моя фамилия – Клавински, я из редакции Анны Билль. У вас найдется для меня минутка?» «Ну конечно же, добрый день! – Мы уставились на телефон. – Это здорово, что вы позвонили!»
«Мы бы хотели пригласить вас в гости на наше ток-шоу. Ваш номер мне дал Михаэль Шмидт-Саломон, и он сказал, что вы – член комитета по правам детей, выступающий за запрет обрезания – это так?»
«Именно так! – Все коллеги радостно кивают, только Вальтер вскакивает и показывает на доску. – И мы говорим исключительно об обрезании, – быстро добавляю я, – которое противоречит медицинским показаниям и применяется в отношении несовершеннолетних».
«Да, это понятно! – Слышен шелест бумаг. – К сожалению, у меня сейчас мало времени, так как мы хотим поскорее подготовить передачу о решении суда, но моя коллега послезавтра перезвонит вам для подробного предварительного обсуждения, чтобы выяснить, подходит ли ваша тема к теме нашей передачи, о’кей?» «О’кей!»
Дама, дружелюбно поблагодарив, прощается, после чего наш новоиспеченный комитет принимается за работу: пока большинство из нас заняты, в первую очередь, графикой, текстами и домашней страницей кампании, Вальтер, Беата и я подготавливаем мое выступление. Для этого мы, взяв термос с кофе, удаляемся в небольшой конференц-зал, где Вальтер углубляется в свои юридические детали и привлекает к делу конвенцию ООН о правах ребенка.
«Конвенция была ратифицирована ООН в 1989 году и вступила в силу в Германии в 1992 году, – объясняет он. – Согласно статье 14, все государства-участники должны уважать право ребенка на свободу вероисповедания, а в соответствии со статьей 19 эти государства принимают все соответствующие меры для защиты детей от любых форм насилия, вреда или жестокого обращения. Кроме того, мы должны сослаться на статью 136 Веймарской Конституции, которая, согласно статье 140 основной Конституции, является ее составной частью. Особенно важен здесь пункт 4, согласно которому никого нельзя принуждать к участию в религиозной практике. – Вальтер смотрит на нас поверх очков. – Это понятно?»
