Обратный путь, по традиции, – уже явно не такой впечатляющий, и мы где-то через час возвращаемся в расположенную на мансарде квартиру родителей моей жены. Вскоре с кухни доносится соблазнительный запах долго готовившейся праздничной трапезы, и в этом пункте журналистка была почти права: Рождество у Зильберштайнов в самом деле бескровное – потому что почти вегетарианское.
И в то же время предание о рождественском гусе – довольно забавное: в 371 году после явления Всемогущего на земле римский легионер Мартин Турский в холодной Венгрии видит замерзшего нищего, затем достает меч, отрезает часть своего плаща и отдает нищему. Правда это или нет, но через некоторое время Мартин встречает – а как же иначе! – Господа Иисуса Христа (которому уже примерно 371 год) собственной персоной, дает себя окрестить прямо на месте и после этого события просветления продолжает жить исключительно ради больных и слабых.
Как известно, блажен кто верует, поэтому просто прекрасно вместе с детьми мастерить фонарики осенью – но история с Мартином на этом еще не кончается. Поскольку из поганого солдафона Савла он, таким образом, превратился в благочестивого гражданина Павла, жители Тура приходят в такой восторг, что решают избрать его своим архипастырем. Однако Мартин после своего просветления стал таким скромнягой, что прячется от карьеры епископа в гусятнике – и что же делают гуси, эти тупые твари? А вот что: гогочут и выдают его, чтобы толпа его нашла и объявила епископом!
Но, конечно, люди уже в те времена были не совсем дураки, поэтому они наказали гусей за то, что те помогли им сделать епископом человека, который был неспособен отстоять себя с помощью членораздельной речи, – они взяли гуся, отсекли ему башку и засунули его в печь: вуаля – так и был изобретен рождественский гусь, а если у кого есть еще сомнения в подлинности истории этого блюда, того пусть убедит следующий стишок: Die Ganse haben Sankt Martin verraten, dafur miissen sie jetzt braten.
По практическим соображениям этот пиршественный ритуал превратили в святой праздник, и между днем ев. Мартина и Рождеством на столы Германии приземляется целых десять миллионов жареных гусей.
А вот и благая весть к празднику любви: гусей в Германии большей частью уничтожают в условиях, подобающих данному виду, а раньше их даже откармливали настоящим зерном. Так что около 80 процентов съедаемых немцами гусей привозится из Польши и Венгрии, где законы об охране животных, так сказать, не слишком жесткие, поэтому животных содержат в крошечных клетках, ослабляют селекцией, нашпиговывают антибиотиками и транспортируют в Европу – ну что ж, радостного праздника любви и хорошей аппетитной смерти!
«Когда же, наконец, начнут раздавать рождественские подарки?»
«Сейчас! – торжественно провозглашает мать Сары. – Кроме моего дорогого мужа, бабушки и дедушки, все, пожалуйста, исчезните в своих комнатах! – Потом она замолкает и поворачивается к троим маленьких детям. – Иначе младенец-свет не придет к нам. А когда мы вас позовем, вы сможете получить подарки Санта-Клауса – ну-ка, марш!»
Я точно помню, что примерно десять лет назад, когда я впервые услышал о младенце-свете, надо сказать, я был несколько раздражен. Хотя уже тогда я не был религиозным и воспринимал Санта-Клауса скорее как символ потребительства с привкусом родительской розги, я все еще считал его неким символическим способом праздновать нерелигиозное Рождество. Но младенец-свет вместо изначального младенца Христа, который всегда посещал меня и моих сестер, не лез ни в какие ворота – чем же он вообще мог быть?!
Однако на первом Рождестве, в котором уже вполне сознательно участвовала наша дочь Клара, мне сразу стало ясно, какое влияние оказала на нее эта символика. А в этом году, когда мы взяли с собой нашего второго ребенка, Антона, Михи с мужем особенно стараются. Когда наконец я усаживаюсь с Сарой и детьми на нашей кровати в темной комнате, только слабый луч света проникает к нам через прикрытую дверь.
«Сейчас придет младенец-свет?» – шепчет Клара и крепко прижимается ко мне.
«Возможно! – Сара прикладывает к губам указательный палец. – Но только если мы будем тише воды, ниже травы…»
Во всем доме Зильберштайнов царит теперь такая тишина, что я слышу лишь затаенное дыхание моих детей. Внезапно из жалюзи раздается мягкое постукиванье.
«Вот! – Антон вскакивает. – Это младенец-фоналик!»
«Не младенец-фонарик, а младенец-свет! – поправляет его Клара и смотрит на меня сияющим взором. – А ты, папа, что думаешь? Он тут уже?»
«Я не знаю», – начинаю я шепотом, но стук все усиливается, а затем мы все смотрим в окно. И тогда это происходит: яркая вспышка озаряет весь задний двор дома, и сквозь маленькие отверстия почти закрытых жалюзи ее отсветы просачиваются в нашу комнату.
«Огонь!» – восклицает Антон и прячется в объятиях Сары, однако выглядывает из них с любопытством.
«Нет, Антон! – в возбуждении восклицает Клара, и вдруг – снова вспышка! – Это младенец-свет! – Она подскакивает к окну, и теперь внутренний двор озаряется опять, проникая сквозь жалюзи к нам в комнату. – Бабушка сказала, что это лунный свет отражается в его крыльях».
Антон тоже перелезает через кровать и храбро пристраивается рядом со своей старшей сестрой у окна. При следующей вспышке он слегка вздрагивает, так что Клара обнимает его, а Сара и я зачарованно наблюдаем за своими детьми, которых увлекло воображение.
«Ты не должен бояться, Тони! – с нежностью говорит Антону его сестра. – Младенец-свет – он такой милый!»
«А подалки он плинесёт?» – интересуется Антон, после чего Клара переходит на взрослый тон.
«Только для маленьких детей, Тони. Остальные подарки – от мам и пап, от дедушек и бабушек, от дядей и теть и от кузин и кузенов».
«Точно! – у него загораются глаза. – Тааак мнооого!»
«Младенец-свет не может принести все подарки, – объясняет ему Клара. – Но младенец-свет был на Солнце и принесет нам сейчас чудесную свечу, а от нее мы сможем зажечь все остальные свечи. – Ее щеки горят от восторга. – А потом все станет тааакое прекрасное!»
«Тсс! – вдруг говорит Сара и указывает пальцем вверх. – Слышите?»
Громко распахивается дверь на террасу, затем слышатся тихие шаги и приятный звон.
Клара и Антон превратились в соляные столбы и держатся за руки. В этот миг они как можно ближе приникают к важнейшему персонажу вечера – на их лицах видно действие настоящей магии, от которой блестят их открытые детские взоры.
«Ааааа! – слышим мы голоса взрослых наверху. – Спасибо тебе, милый младенец-свет! – слышим голоса взрослых наверху. – Спасибо, милый младенец-свет! – Потом опять слышатся шаги, и тренькнул колокольчик. – Пока-пока, – говорят теперь все четверо наверху, – до следующего года!»
