«Адэ!»
«Адэ!» – Они обмениваются рукопожатием.
«Потом на мессу?»
«Как мило, что вы каждый год это спрашиваете! – напыщенно отвечает прадедушка Зильберштайн. – Но мы никогда не праздновали Рождество в кирхе».
«Вот как?! – Старая дама, кашлянув, поправляет свою шляпу. – А где же тогда?»
«Дома и на Меркуре. – Моя теща указывает своей палкой на гору, которая возвышается над домами задумчивого городка. – Там мой муж в этот день семьдесят семь лет назад вместе со своим дедом посадил ель, и мы ее посещаем и украшаем каждый год на Рождество».
«Йессас! – говорит старая дама, удивленно вытягивая губы. – Как давно! С ума сойти…»
«С ума сойти?» – Мой зять лукаво смеется.
«А вы сразу праздновать?»
«Нуда, Рождество нашего Господа!» «Сына Творца всей вселенной, который одновременно сам же был и Отец, и был рожден Девой! – Я с трудом улавливаю общий смысл баденского диалекта, на котором они общаются. – И впрямь с ума сойти!» – Он смеется.
Это сейчас, наверно, прозвучит дико, но клянусь: когда я одиннадцать лет назад познакомился с Сарой на одной вечеринке, мне и в голову не могло прийти, что она происходит из совершенно нерелигиозной семьи. И, конечно, в первые месяцы наших отношений между нами не возникали темы религии, веры или церкви. Только в конфронтации с моей семьей скоро обнаружилось, что Сара выросла в полной свободе от религиозных верований – в противоположность мне.
На первом праздновании Рождества, которое мы отметили ровно через год после нашего знакомства в гостях у моего отца и его активно верующей подруги, Сара была прямо раздражена тем, что в сочельник вечером пели гимны, в которых восхваляется и превозносится Господь Бог. И когда мои сестры и я при слове «Бог» традиционно перемигивались – что забавляло отца и заставляло его подругу вздыхать с досадой, – у меня было впечатление, что Сара вообще не знала, что происходит. Наутро после нашего первого совместного Рождества мы впервые заговорили о религии.
«Я хочу тебя кое о чем спросить. – В комнате моей матери, предназначенной для гостей, Сара лежала, прижавшись щекой к моей щеке. – А ты веришь в Бога?»
«Что ж! – Я подмигнул ей. – Я – нет, а ты?»
«Нет! – сказала она решительно и чуть отодвинулась, чтобы посмотреть на мое лицо. – Да я, честно сказать, не вполне понимаю, что под этим имеется в виду».
«Ну… – Мне вдруг стало впервые ясно, что и я сам – если отвлечься от детской картинки, изображающей бородатого “архитектора” вселенной, сидящего на облаке, – и сам не имею об этом представления. – Ну, может… имеется в виду некая всемогущая энергия?»
«Типа гравитации?»
«Нет, типа… Не имею понятия! Погоди-ка, а что об этом говорят сами христиане? – Я немного задумался. – “Отче наш, сущий на небесах, да святится Имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя…”»
«Что ты несешь? – Она засмеялась. – Звучит так, словно ты спятил!»
«Я спятил?! Да это же “Отче наш”!»
«Ах да, это то изречение, которое произносят в церкви, да?» «Изречение?! – Я встаю, но Сара снова натягивает на себя одеяло. – Это важнейшая молитва христианства! Только не говори, будто ты не знаешь “Отче наш”!»
«Извини, но не знаю! – Непостижимо, но ее прекрасные глаза подтверждают, что она говорит правду. – Я никогда еще не бывала в церкви!»
«Никогда не бы…?!» – переспрашиваю я со смехом, но Сара прерывает меня.
«Ну, разве что когда-то в отпуске с моими родителями, возможно. Чтобы с ними повидаться! – Она улыбнулась. – Ради архитектуры».
«И никогда не участвовала в мессе?»
«Нет».
«Тебя не крестили?»
«Нет!»
«Ты никогда не принимала святого причастия, не исповедовалась, не конфирмовалась? – Сара на все мои вопросы качала головой, и я, не в состоянии всего этого осмыслить, задал тупой вопрос: – А родители твои – во что они-то верят?»
«Мои родители – хиппи! – Сара привлекла меня к себе и отважно улыбнулась. – Они верят в любовь!»
И вот с этим семейством мы как раз к ранним сумеркам добираемся до рождественского рынка, который находится между театром и шикарным отелем «Доринт» прямо перед курзалом Баден-Баден, в котором нашло себе приют знаменитое казино. Сотни огней мерцают среди сделанных под старину рыночных ларьков, пахнет пчелиным воском, блинами и глинтвейном, и грубый гравий хрустит под ногами слоняющихся посетителей.
«Глинтвейн будет позже, – говорит прадедушка Зильберштайн, шествующий впереди. – Берегите силы, теперь идем в гору!»
И действительно – чувствуется, что улица, на которую мы сворачиваем с центральной аллеи, идет с уклоном вверх. Скоро малыши оказываются на плечах молодых мужчин, разговоры делаются затрудненными, и слышно, как у всей нашей группы по мере подъема учащается дыхание. Следующий этап отнимет всего полчаса, но кажется, будто этот подъем занимает раза в два больше времени.
«Почти добрались! – кричит дядя Сары, идущий впереди с нашей дочкой Кларой на шее. – Я уже вижу фуникулер!»
«И точно вовремя! – говорит дедушка на хохдойч и смотрит в свой смартфон. – Через десять минут – фуникулер, потом, как раз к закату, мы будем у нашей ели».
Когда уже на вершине горы Меркур мы вылезаем из вагончика, холодный ветер одурманивает нас запахами мха и еловой хвои. Крохотные снежинки танцуют в свежем воздухе, немного замутняя нам обзор. Но, поскольку до заката еще пройдет некоторое время, наше восхождение вознаграждено созерцанием грандиозной панорамы: у подножия Меркура лежит Шварцвальд, уходят вдаль необозримые темные горы, покрытые лесом. Вдалеке виднеются отдельные городки и самый большой среди них, Баден-Баден, и, стоя здесь, на вершине, даже не подумаешь, какая в нем царит рождественская суета. А поскольку этот городок расположен к западу от горы Меркур, слабое декабрьское солнце уже склоняется к горам за Баден-Баденом.
«Сегодня последний из семи самых коротких дней в году, – говорит мать Сары, Михи – скорее себе самой, чем мне, – и смотрит вдаль. – С завтрашнего дня свет начнет возвращаться».
Грохот спускающегося с горы по рельсам вагончика затихает внизу, постепенно смолкает и болтовня родни, и поскольку здесь, наверху, мы теперь фактически одни среди окружающего нас пространства, мы отчетливо слышим землю, с которой поднялись на эту вершину – тишина наполнена каким-то странным гулом. А когда эта тишина захватывает даже самых юных и непоседливых членов семьи, возникает почти магический момент: перед нашими взорами бесшумно падают снежинки на ели Шварцвальда, и у наших ног задумчиво лежит озаренный огнями Баден-Баден.
