«Еще минутку! – Я высовываю голову в дверь, прикрываю микрофон и шепчу: – У этой дамы ко мне тысяча вопросов!»
«Да-да! – Сара поднимает бровь. – Но ты несешь столько чепухи!»
«Я?! – на моем лице промелькнула улыбка. – Спускайся вниз, я сейчас!»
«Ладно, но давай поскорее. Ты знаешь, бабушка с дедушкой… – она чмокнула меня в щеку. – Рождество для них святое дело!»
Я закрываю дверь, снова сажусь на покрытую овечьей шкурой кушетку в кабинете моей тещи и смотрю на гордую статую римского бога Меркурия, возвышающуюся над письменным столом.
«Ну вот, я готов!» «А я перейду к моему девятьсот девяносто девятому вопросу, – говорит барышня в телефоне, и слышно, как она улыбается. – Просто здорово, что у вас есть еще время сегодня, наши читатели обрадуются! Итак, господин Мёллер, вы атеист, но все же вы сегодня празднуете Рождество. – Она глубоко вздыхает. – Но что, собственно, вы празднуете, если не рождение Господа Иисуса Христа, Искупителя человечества и Сына Божьего? Можете ли вы вообще это праздновать? И… разрешите еще один вопрос. – Она откашливается. – Разве без религиозного фона это все не безжизненно и не бессмысленно?»
«Безжизненно и бессмысленно?! – Я фыркаю и думаю о многочасовом приготовлении еды, которую нам надо подать на стол сегодня вечером, и о сияющих глазах детей, которые вот уже месяц с трепетом дожидаются этого дня. – Нет, но давайте начнем с самого начала – я буду краток!»
Двадцатью минутами позже я сбегаю вниз по лестнице в доме родителей моей жены, надеваю пальто и обдумываю телефонный разговор с журналисткой. И, хотя за всю свою жизнь я и пяти минут не был религиозным человеком, но все-таки снова праздную Рождество, мне не дает покоя ее вопрос: разве не странно для такого нерелигиозного человека, как я, отмечать христианский праздник? Разве этот день не потому такой особенный, такой непохожий на остальные дни года, что в Рождество – во всяком случае, согласно преданиям – родился особенный человек: сын Творца вселенной, который в одно и то же время существует сам по себе и произведен на свет Девой? Который провел свою жизнь как странствующий целитель-чудотворец и проповедник конца мира, который был пригвожден римлянами к кресту, в бесчестии умер и три дня спустя восстал из мертвых?
Но разве нужно и впрямь в это верить, чтобы в конце года праздновать семейный праздник, в который можно вкусно поесть, порадовать близких и приятно отдохнуть у камина в темное и холодное время года?
Нет, явно нет – ведь в течение 25 лет меньше половины немецких христиан считали, что вифлеемская история – это сущая правда, а сейчас в это верит еще меньше народу. Рождество – это признанный у нас повсеместно общенародный праздник, так что легко понять ту суматоху, которая начинается в розничной торговле уже с середины сентября.
И усилия торговцев, например, игрушками и книжками, похоже, целесообразны, так как за два месяца они делают более четверти годового объема продаж.
Торговый оборот Германии в целом на 2015 год составляет около 87,7 миллиардов евро, а на 2016 год прогнозируется новый рекорд: 91,1 миллиардов евро должны пройти через банковскую систему.
Но, конечно же, праздник любви – это нечто большее, чем поддержка немецкой розничной торговли, поклонение пастухам или разгоревшаяся семейная ссора. Рождество – это прежде всего день особого рода христиан, которые составляют в Германии львиную долю: «подводных» христиан, которых так любовно называют потому, что они всплывают в церквях не более одного или двух раз в год.
По свидетельству о крещении и по налоговой карточке эти люди принадлежат к одной из двух христианских религиозных общин, но в течение примерно 363 дней в году это едва ли заметно. В продолжение 99,45 % года эти «подводные» христиане столь же разумны, как и все остальные люди, поскольку в это время ни девственные роды, ни воскресение из мертвых, ни превращение пищевых продуктов в части тела пророка не играют роли в их повседневной жизни.
Что же приводит этих людей на Рождество в храмы? Святая весть Господа? Рождение Его Сына?
Или, может быть, просто праздничная атмосфера, блеск и великолепие многовекового ритуала?
Около половины опрошенных немцев говорят, что Рождество нужно рассматривать не как религиозный праздник, а как старый добрый семейный обычай – именно так к нему относится семья моей жены.
Как следует закутавшись, я добрался наконец до первого этажа и стою посреди торговой улицы родного города моих родственников: Баден-Бадена. Этот город с его узкими улочками и историческим центром, где живет семейство Зильберштайнов, кажется, прямо-таки предназначен для празднования Рождества: чудные примитивные горящие гирлянды свисают поперек всей пешеходной зоны, огромная и со вкусом наряженная елка стоит посредине улицы, и витрины всех магазинов украшены звездочками, мишурой и искусственным снегом.
Хотя все еще светло, но, поскольку 24 декабря – один из семи самых кратких дней в году, темнота не заставит себя долго ждать – в отличие от меня.
«Ну наконец-то!» – восклицает мой тесть, выходит из своего большого семейного круга и заключает меня в свои объятия.
«Он явился! Мы можем начинать!»
Задержавшееся празднество начинается, и вся семья Зильберштайнов приходит в движение. Конечно, моя жена склонна преувеличивать, но фактически вот уже четыре поколения этого семейства ездят на свою немецкую родину ради термальных ванн и азартных игр. Сначала идут бабушка и дедушка Зильберштайны, двое восьмидесятипятилетних бодрячков, которые постоянно в хорошем настроении и вооружены палками для скандинавской ходьбы. Хотя, с технической точки зрения, они уже прабабушка и прадедушка, но их так пока еще не называют, так как на восемь внуков приходится только три правнука. Вместе с их тремя дочерями и их семьями нас в этом году собралось всего двадцать пять человек, и вот мы приступаем традиционному ежегодному зимнему походу Зильберштайнов.
«Ну что, поехали! – восклицает старик и поднимает свою скандинавскую палку. – До серебряной ели еще дальний путь!»
В течение всего нашего марша по пешеходной зоне прежде всего бабушка и дедушка, но и моя теща со своим семейством останавливаются, чтобы поприветствовать знакомых.
«Желаем вам радостного Рождества!» – говорит прабабушка Зильберштайн одной очень милой старушке с подсиненными волосами, в шляпе с косыми полями и в норке.
