Противники такой последовательно секулярной модели заявляют, что в таком случае государство утратит контроль над религиозным образованием, но они попросту вешают лапшу на уши, поскольку очевидно, что этого самого контроля и без того не существует. Таким образом, если государственно-религиозное воспитание детей и является механизмом контроля, то крайне неэффективным: оно обходится немецким налогоплательщикам ежегодно примерно в 1,7 миллиардов евро (да-да, миллиардов, число с девятью нулями!), и это еще без учета затрат на подготовку учителей религиоведения на богословских факультетах. А принимая во внимание тот факт, что религиоведение, несмотря на эту государственную сумму, во всей стране – будь оно евангелическое, католическое или мусульманское – представляет собой нечто совсем иное, нежели предоставление детям информации о религиях, мы должны были бы по-другому взглянуть на секулярную модель: религиозное образование, содержание которого формируют боссы конфессий, должно оплачивать не государство, а сами церкви, тогда как секулярное государство должно тратить деньги на контроль за соблюдением Конституции.
Едва ли можно было бы уповать, чтобы содержание религиоведения совмещалось с реальностью, но уж с Конституцией-то оно обязано совмещаться. Основываясь же на двухтысячелетней истории христианского монотеизма, я бы сказал, что следует спокойно контролировать тех, кто пытается получить доступ к беззащитным мозгам ребенка – именно это и предписывается нашей правовой нормой.
Согласно Конституции, все мы, в конце концов, имеем право не быть принуждаемыми к участию в религиозных делах, но конфессиональное религиоведение, в противоположность внеконфессиональному религиоведению или преподаванию этики, оказывается, скорее всего, религиозным делом – включая восхваления Бога и молитвы. Подобным образом все мы имеем право на свободу вероисповедания и тем самым право на свободу от религии – от которой дети, по мере своей социализации, оказываются в немилосердной зависимости.
Согласуются ли с этими основными правами уроки религиоведения, на которых ледяным тоном говорят о само собой разумеющемся существовании Бога и шестилетних детей принуждают этого Бога восхвалять, пусть каждый ответит себе сам – но наши законодатели должны найти ответ для всех федеральных земель в целом. У меня позиция вполне четкая: из права на свободное отправление культа никоим образом не следует право распространять религиозные учения в государственных учреждениях. Как раз наоборот: школы как места просвещения должны быть надлежаще защищены от доступа к ним тех, кто хотел бы заниматься в них религиозным воздействием. В конце концов, кто ничего не знает, тот должен всему верить, и поэтому образование должно быть прививкой против всяких обещаний, которые поджидают детей за пределами защищенного пространства школы – и не только со стороны организованных религий. И, вместе с Ричардом Докинзом, противником религии, «потому что она нас учит довольствоваться тем, что мы не понимаем мира», я скажу даже так: в школах конфессиональное религиоведение так же неуместно, как и семинар для курящих – в больнице.
Вопреки праву родителей прививать свои собственные верования детям, я лишь могу обратиться к их великодушию: будьте честны со своими детьми и уважайте их конституционное право на свободу выбора религии!
Также следует противостоять организованному и финансируемому государством доступу религиозных боссов к детским мозгам: конфессиональное религиоведение должно быть замещено внеконфессиональным религиоведением, на уроках которого дети говорят друг с другом, а не друг о друге – независимо от того, в каких богов верят их родители. Вера и религия в школах ни в коем случае не должны табуироваться, наоборот: учитывая мир, в котором растут дети, им нужно хорошо знать о религиях, то есть получить информацию о них, а не подвергнуться их влиянию. Разумеется, сами представители конфессий не считают это правильным, но совместное посещение кирхи, мечети или синагоги в сопровождении учителя, профессионально изучавшего религии, лучше всего подошло бы для того, чтобы представить детям различные религии, – в противоположность активному участию в их богослужениях, которое имеет место в конфессионально ориентированном религиоведении.
Часто выдвигаемое утверждение, что религиоведение необходимо для передачи ценностей, не становится правильным от того, что сама Ангела Меркель, защищая конфессиональное религиоведение, приводит ложные аргументы: «Я считаю, – цитирует ее газета Zeit, – что религиоведение в наши времена, пожалуй, не менее, а более важно, поскольку в нем речь идет о формировании сердец».
И поэтому, дорогая госпожа канцлер, мы должны передать формирование сердец тем людям, которые дурачат нас, выдавая «икс» за «игрек»? Которые проповедуют любовь к ближнему и живут дискриминацией? Которые пишут на своих знаменах лозунги демократии, равноправия и свободы, словно они их открыли, а не воевали против них столетиями? А при этом давно уже имеется секулярная альтернатива религиоведению, которая тоже способна к «формированию сердец», и о них не может не знать госпожа Меркель.
Для нашей дочери пастора также чрезвычайно важно то «великое обстоятельство, что мы – творения Божьи», и я себя спрашиваю: насколько далека эта идея госпожи Меркель от креационизма госпожи Дюстербах? Я не думаю, что наша госпожа канцлер буквально понимает Библию, но, в конце концов, «история творения» и теория эволюции являются взаимоисключающими: или мы – творения Бога, или мы возникли в результате эволюции – как все прочие живые существа.
Однако госпожа Меркель не только заботится об интересах федеральных земель, но и доверчиво пользуется дешевым трюком для оправдания конфессионального религиоведения: «Также мы ощущаем в эти времена (…), что опираемся на основания, которых мы не можем создать сами».
Этот старый парадокс Бёкенфёрде, подразумевающий, что наше открытое общество создано нашим замечательным христианством, – на самом деле полный бред, потому что мы сами создали основания, на которые опираемся в нашей сегодняшней жизни, а именно: отняв у религиозных лидеров их могущество, введя равноправие и шаг за шагом с тех пор превращая религию в частное дело.
То, что эта реальность когда-то одержит верх над переходящим из поколения в поколение сотрудничеством христианских политиков и политически настроенных христиан, – вопрос времени.
«Не питайте столь больших надежд, господин Мёллер, – говорит мой шеф, когда мы вместе выходим из его кабинета. – Пока большинство немцев официально являются членами религиозных общин, тут мало что изменится».
«Вот как? – Я, усмехнувшись, смотрю на часы. – Подождем еще пару лет и посмотрим».
O du fröhliche
«Филипп! – Capa, не на шутку разнервничавшись, громко стучит в дверь. – Сотня человек в полном обмундировании ждут тебя, обливаясь потом! Долго еще будет продолжаться это интервью?!»
