Но к своему утешению я обнаруживаю на ее столе религиозную книгу одного серьезного издательства: «Spuren lesen» из дома Кальвер в издательстве Дистервег. Я немного ее пролистываю и натыкаюсь на заголовок: «Я славлю Бога».
«Бог, наш творец, – цитируется псалом, – мы славим Тебя, ибо Ты велик и чудно сотворил мир наш».
Ну, супер – другая упаковка, то же содержимое! Значит, пока я на математике даю детям задания по счету, на музыке пою с ними песни или, в последнее время, зубрю с ними английский, здесь я нахожу вот какие задания:
«Как ты хвалишь Бога?» и «Возблагодари Бога Творца!»
А в лежащей рядом методичке по этой книге я могу прочесть, какой спектр компетенций должны приобрести дети с помощью подобных заданий:
«Дети в молитве обращаются к Богу».
В методических указаниях я опять-таки нахожу «Стимул к богословию для детей»: «Представьте себе, – значится там, – что пух на каждом одуванчике – это благодарение Богу за то, как чудесно Он устроил свой сад. Иной раз мое сердце так переполнено, что моя благодарность Богу должна улететь, как улетает пух с одуванчиков. А там, куда он приземляется, может вырасти новый одуванчик, который, в свою очередь, может и других детей удивить и побудить к пению».
Я протираю свои смыкающиеся глаза. Того, что учебные материалы креационистской библейской труппы, такие как «Слово и знание», противоречат всему здравому смыслу, следовало ожидать, а то, что они используются здесь, – просто скандал. То, что в признанных государством религиозных книгах от авторитетных издателей пишется о само собой разумеющемся существовании Бога, а детям – в данном случае ученикам первых и вторых классов! – намерены предложить восхваление Бога как «великого Творца», отражает то, что постановил уже 30 лет назад Федеральный конституционный суд: конфессиональное религиоведение – это не информация о религии, а миссионерство для не достигших религиозного совершеннолетия детей, в которой религиозные убеждения преподаются как истины.
А поскольку эти занятия, несомненно, являются религиозными упражнениями, к которым, по Конституции, никого нельзя принуждать, то можно сказать однозначно: конфессиональное религиоведение
противоречит Конституции.
Похоже, в лице фрау Дюстербах я поймал заблудшую овцу, которая, надеюсь, – редкое исключение и которая систематически склоняет своих учениц и учеников к тому, что в ее случае следует однозначно назвать суеверием: к библейской вере в творение, отрицающей миллион раз подтвержденную теорию эволюции ради самого дикого образа Бога, который только можно выдумать.
Тот факт, что самая настоящая креационистка прокралась в школу в качестве евангелической учительницы религиоведения, видимо, более или менее безразличен тем, кто несет за это ответственность, но меня гораздо более беспокоят эти якобы авторитетные книги по религии, ведь этот учебный материал – не какое-то несчастное исключение, а абсолютное правило, которое повсеместно применяется как нечто само собой разумеющееся. И, в отличие от того, что предусмотрено в учебном плане, здесь не ставится вопрос о Боге, а попросту нагло предполагается Его существование как великого Творца всего сущего, которого дети должны восхвалять по заданию учительницы.
Мне на ум приходит пассаж из берлинского Закона об образовании, поэтому я беру свой мобильник и нахожу в нем параграф 1, в котором написано, что задача школы – «передавать основательные знания и умения!»
При взгляде на якобы серьезные учебники по религиоведению берлинский Закон об образовании сразу делается еще более интересным. Согласно параграфу 16, могут быть введены только такие учебники, которые «соответствуют состоянию науки и не содержат ошибок в представлении предмета». К религиоведению это, очевидно, не относится – для доброго Бога, значит, нужен особый подход…
Несомненно, никто не может доказать, что существует Бог на небесах и дьявол в аду, но остается фактом и то, что в пользу их существования нет ни одного разумного указания. Иной верующий может видеть вещи по-другому, но ни цитаты из Библии, ни личные убеждения, ни духовные переживания не могут считаться ни указаниями, ни тем более доказательствами. Они – вера, а не знание и уж точно не «основательное знание», и этим конфессиональное религиоведение фактически противоречит не только нашей Конституции, но и берлинскому Закону о школьном образовании. И то же относится, конечно, и к «доброму Богу» или «воскресению Христа из мертвых»: все это религиозные кредо, фантастические религиозные представления, а отнюдь не основательное знание. А в историях о «князе тьмы», который ожидает в «огненном озере» и готовит там «вечную муку», добавляется еще один – феноменально важный – момент: ад и дьявол – такие страшные, что должны были подпасть под FSK 18, если бы не представляли собой часть христианской мифологии.
Наконец, целые поколения наложили в штаны из-за страха перед этой вопиющей чепухой, боясь обратиться к лучшему знанию! Перед христианской перспективой навечно попасть в чистилище они падали на трясущиеся от страха колени, складывали в мольбах дрожащие руки и со слезами умоляли священника спасти их от этого – что бы им ни пришлось для этого сделать…
Я глубоко вздыхаю и смотрю, как Бог на плакате мастерит мир, потом бросаю взгляд на часы. Почти двадцать минут уже я сижу за столом Габи Дюстербах и разбираюсь с темной стороной власти – в то время как на улице светит солнце.
Алоффи
После того как в субботу мне довелось плодотворно заглянуть в пропасть религиозного воспитания, остаток уикенда я сознательно посвятил прекрасным вещам. Поэтому в понедельник я в хорошем настроении вхожу в школу, громко насвистываю, идя по лестнице, «Take Five», похлопываю в такт по бедрам и сталкиваюсь вдруг с господином Фридрихом.
«Ну, господин Мёллер – как прошла суббота?!» – Он стоит на лестнице выше меня, скрестив на груди руки и с серьезным взглядом.
«Неожиданно хорошо, спасибо!» – Я улыбаюсь ему, но в его взгляде ничего не меняется.
«Вы нужны мне в моем кабинете – сейчас!»
Не дожидаясь моей реакции, он поворачивается на каблуках и молча идет передо мной. Я снова сажусь перед его письменным столом и, пока он закрывает за собой дверь, думаю, что сегодня у него более серьезное дело: может, он хочет назначить меня руководителем отделения математики? Или заместителем директора? Как бы ни было, здесь меня уже ничто не удивит…
«Я хотел бы задать вам один вопрос, господин Мёллер. – Он садится и долго смотрит на меня в тишине – слышно только тиканье его стенных часов. —
Вы, собственно, знаете, кто мне дает энергию для того, чтобы день за днем выполнять эту работу?»
«Энергию? – О небо, да что же он хочет от меня услышать? – Я думаю… может, ваша супруга?»
