Невзирая на ответы на эти вопросы, аргументация идет еще дальше, и проявляется второй момент: поскольку государство именно обязано сохранять идеологическую нейтральность, оно не может решить, какие вероисповедания правильны, и поэтому должно предоставлять выбор содержания для предмета религиоведения религиозным сообществам.
Говоря короче: государство – в данном случае федеральные земли – берет на себя все расходы, разрешает религиоведение в своих учебных заведениях, но при этом не имеет понятия о библиях и молитвах, поэтому религиозные общины сами составляют учебные планы, определяя в них, чему следует учить детей.
Но, поскольку скоро зазвенит звонок с перемены и отправит меня на следующий урок, я беру себе на заметку: государство оплачивает религиоведение, но церкви диктуют его содержание. В данный момент я не решаюсь оценивать, насколько велики вследствие этого издержки, но тут мне наверняка поможет мой друг Карстен Фрерк, собравший нужные цифры в своем кропотливом труде. Я быстро отправляю ему мейл:
«Дорогой Карстен,
каковы фактические издержки, которые несет наше государство ежегодно из-за конфессионального религиоведения? И какова в этом роль церквей?
Спасибо и удачи,
Фил».
На время я обнадежен тем фактом, что преподавательницы и преподаватели религиоведения должны не только иметь одобрение соответствующей религиозной общины, но также сдавать оба госэкзамена и присягать на Конституции, но и тут я вынужден с усмешкой покачать головой. По согласованию с религиозными общинами могут назначаться и преподаватели религиоведения, которые не сдают госэкзамены в качестве учителей, а формируются только самими церквями – и, конечно, духовенством, то есть высокопоставленными сотрудниками двух божественных концернов.
Ну и наглость! – думаю я, и мне приходит в голову, что подобное относится ко мне. Правда, я преподаю математику и музыку, и если ребенок, придя домой, рассказал бы родителям, что у господина Мёллера один плюс один равно трем, тональность до мажор начинается с «ля», а то и с какой-то несуществующей ноты, то им это сразу бросилось бы в глаза.
Но дальше в тексте – все же перемена кончается – кто участвует в религиоведении? И тут начинается хаос, так как Германия, в конце концов, – что-то другое, нежели нация одной религии, и для религиоведения представляет собой пестрый федеральный ковер, сшитый из разных лоскутов. Кроме Берлина и Бремена, где религиоведение не является штатным предметом, дети и подростки, относящиеся к какому-то вероисповеданию и обязанные посещать школу, не только имеют право на занятия по религиоведению, но и по закону обязаны принимать в них участие. В Баварии, Баден-Вюртемберге, Сааре и земле Северный Рейн-Вестфалия в законе о школе даже написано, что дети должны воспитываться «в почтении перед Богом». Так что из религиозного исповедания родителей в Германии для детей следует обязанность обучаться тому же исповеданию – задолго до достижения религиозного совершеннолетия.
И это несмотря на то, что статья 140 Конституции запрещает принуждать людей к религиозным занятиям. То есть либо конфессиональное религиоведение – это не религиозное занятие, либо оно противоречит Конституции. И разве не должен каждый человек сам решать, желает ли он, чтобы ему преподавалось конфессионально ориентированное религиоведение?
В «Церковной республике Германия» – очевидно, не должен, так как в год господень 1922-й был принят «Закон о религиозном воспитании детей» (KErzG). Но почти сто лет назад, когда почти сто процентов населения были христианами, были, разумеется, совсем другие условия – однако этот закон дожил до наших дней, и его статья 1 гласит: религиозное воспитание определяется свободным соглашением родителей.
В 1966 году законодательный орган добавил, что семейный суд должен принять решение о религиозном воспитании детей, если родители не согласны между собой, в связи с чем должны быть заслушаны мнения родственников или учителей.
А сам ребенок?! А он… должен будет это услышать, только когда ему исполнится десять лет. До этого он должен не только есть то, что подают ему на стол, но и верить в то, во что верят его родители, – по крайней мере, так написано в действующем законе ФРГ.
Выходит, что дети, живущие в Германии, даже достигнув десятилетнего возраста, не имеют права голоса в обсуждении вопросов религиозного вероисповедания: только в возрасте двенадцати лет ребенок не должен против своей воли воспитываться в иной конфессии, чем прежде, а в 14 лет, наконец, на основании немецких законов получает право на собственный выбор мировоззрения: ура, религиозное совершеннолетие достигнуто, и теперь «ребенку предстоит решить, какого религиозного исповедания он желает придерживаться» – исключение составляют Бавария и Саар, где нужно достигнуть совершеннолетия, чтобы можно было уклониться от государственно-религиозного воспитания.
Но что, собственно, происходит до того момента, когда дети сами получат право выбирать, в каком мировоззрении им воспитываться? И насколько важна эта стадия для ориентации ребенка? Некоторые психологи, изучающие человеческое развитие, говорят сегодня об эмпирически подтверждаемой формуле, согласно которой первая тысяча дней в жизни человека имеет решающее значение для развития его личности.
Соответственно, все мы совершенно беззащитны и зависим от мировоззрения своих родителей – будь они теисты или атеисты, – и эта зависимость длится намного дольше первой тысячи дней. Но, какими бы ни были правовые нормы, я думаю, что очень интересен такой вопрос: разве это нормально – навязывать собственные религиозные убеждения своим детям?
Конечно, как правило, это воспринимается не так, а поэтому и называется иначе: предоставлять детям доступ к вере, воспитывать их в религиозности, сообщать им «религиозную компетентность» (как это называется в учебной программе), сделать их членами религиозной общины, «предложить» им узнать Бога, или Иисуса Христа, или какого-нибудь там Аллаха и Мохаммеда, или Вишну, или Шиву, или какого-то еще из пяти тысяч богов или пророков, которых выдумало человечество.
Мой ум вдохновляют риторические вопросы: есть ли у детей шанс отвергнуть подобные «предложения»? Способны ли они вообще разумно оценить смысл верований своих родителей или других взрослых, которым они доверяют? И располагают ли они эмоциональной зрелостью, позволяющей хотя бы поставить под вопрос подобные убеждения?