«Но…» – та, что пониже, осматривается вокруг, но потом затихает.
«Что это вам такое пришло в голову? – тихо спрашиваю я, но не получаю ответа. – Может, вам что-то рассказала госпожа Дюстербах?»
Обе глядят друг на дружку и потом, ни слова не сказав, убегают.
Задумавшись, я вхожу вскоре после этого в учительскую. Пусть, думаю я, урок по религиоведению начинается с молитвы, этого я не знаю наверняка, но похоже, так и есть. Но действительно ли мадам рассказывает детям, что в аду какой-то там дьявол ожидает всех тех, кто не верит в Бога? А иначе как им это пришло на ум? Дети-то не могут сами такое придумать, Боже ты мой! Да и потом, в ад и в дьявола современные люди уже не верят, даже сами верующие, разве не так?!
А вообще-то по церковному учению ад и дьявол существуют ли? М-да, похоже, что да, раз не так просто с этим покончить одним лозунгом типа: «Ребята, отбой, мы передумали, забудьте про чистилище, про вечные муки и т. п., расслабьтесь!»
Если этот омерзительный бред и впрямь содержится в христианском учении, то разве должна его передавать детям учительница-религиовед? И тогда как это должно выглядеть? «Детки, ну-ка садитесь, у меня для вас одна хорошая и одна плохая новость» – так, что ли?! И даже если она буквально этого не говорит, то как она отреагирует на такой вопрос: «Госпожа Дюстербах, мой дедушка говорит, что Бога придумали люди, – он что же, попадет в ад, когда умрет?»
Продолжая размышлять, я наливаю себе чашку теплого растворимого кофе, делаю глоток, морщусь, потом сажусь в тихом уголке за один из компьютеров, предоставленных нам, учителям, в распоряжение. А поскольку двадцати минут большой перемены мне не хватит, я сразу сосредоточиваюсь на конкретном моменте: являются ли ад и дьявол предметом преподавания на уроках протестантского религиоведения в берлинских начальных школах? Могло, правда, обстоять и так, что девчонки услышали этот бред от своих родителей или от священника, однако их реакция на мой встречный вопрос была как минимум подозрительна.
Краткий ответ на свой вопрос я нахожу в рамках учебной программы для евангелических уроков по религиоведению в Берлине, Бранденбурге и силезском Оберлаузице.
Нет. Ни по аду, ни по дьяволу поиск во всем этом PDF’e не дает никаких результатов, что меня уже немного обнадеживает. Но если авторы этого документа умолчали об ужасной части ответа на этот вопрос, то как же они вообще представляют то, что происходит после смерти?
Насчет смерти текстовый поиск дает двенадцать результатов, но никакого ответа, исключая христианскую надежду на воскресение – а она, как известно, умирает последней.
Не получив ответа на свой вопрос, я узнаю, что занятия по религиоведению в значительной мере должны ориентироваться на пять ключевых вопросов: о Боге, о человеке, об Иисусе Христе, об образе веры и, наконец, об ответственном поведении.
Звучит не так уж и плохо, но меня волнует совсем другой вопрос: какую, собственно, цель преследуют занятия по религиоведению? Идет ли здесь речь о как можно более объективной передаче знаний о религии во всем ее многообразии или же о преподавании одной определенной религии и ее вероучения?
«Религиозная компетентность определяется исповедуемой религией», – значится там, тут Евангелическая церковь подразумевает “евангелическую религию”. Это понять можно, но это означает также, что преподаватель должен ориентироваться на одну определенную конфессию, и это тоже не удивляет. И чем дальше я вчитываюсь в документ, тем яснее становится, что я в нем не получу ответа на свой вопрос: ставит ли привязанное к конфессии религиоведение своей целью делать детей религиозными? То есть его цель – давать информацию или заниматься миссионерством?
Краткий ответ на этот вопрос дает постановление Федерального конституционного суда от 25 февраля 1987 года, согласно которому предметом религиоведения является «…содержание вероучения, а именно – утверждения веры, исповедуемые данной религиозной общиной. Задача учителя – передавать детям эти существующие истины».
Передавать утверждения веры как истины – возможно ли такое в государственных школах?
Но, поскольку у меня мало времени, я просто просматриваю наскоро статью в Википедии. То, что она – не последнее слово мудрости, мне очевидно, но она уже показывает, что религиоведение в Германии – в высшей степени сложное дело, которое сразу начинается с одной странности: конфессиональное религиоведение – единственный предмет, который, по Конституции, должен быть заявлен как штатный учебный предмет – едва ли в такой ситуации могли бы оказаться немецкий язык, математика или история. Зато «религиозное наставление в вере», говорится там, могут предлагать религиозные общины вне школы.
Забавно парадоксальная формулировка – «предлагать наставление», – но в ней и указание на то, что религиоведение в школах этим-то как раз и не является – но чем же тогда?
Оно представляет собой «общее дело» государства и религиозных общин, читаю я. За этой формулировкой скрываются два важных момента: поскольку религиоведение как штатный предмет закреплено в Конституции, оно находится под надзором государства и поэтому обязано соблюдать демократические принципы – это хорошо (по крайней мере в теории). Успеваемость по этому предмету учитывается почти во всех федеральных землях и важна для перевода в следующий класс, но федеральные земли должны, прежде всего, финансировать преподавание этого предмета – это тоже неплохо, но только в том случае, если уроки по этому предмету будут не конфессионально тенденциозным преподаванием религии, а предоставлением сведений о религиях. И тут проявляется первый момент: поскольку государство гарантирует свободу отправления религиозного культа, оно должно, как доказывают сторонники конфессионального религиоведения, предлагать этот предмет в своих учебных заведениях. Но минутку – разве это приемлемо? Следует ли из права на свободное отправление культа, предоставляемого нашей – основанной на демократии и идеологически нейтральной – формой сосуществования ее самоопределяющимся представителям, что государство обязано также предоставлять свои средства и структуры не основанным на демократии религиозным общинам, чтобы те могли передавать свои верования следующим поколениям? Всегда твердят, что религия в Германии – дело частное. Тогда как же из права на это частное дело выводится претензия на то, чтобы передавать это частное дело по наследству детям с помощью государственных структур?
