Мы оба понимаем, что не переедут они никуда. Может, подросших детей проводят, а сами – нет.
– Хотели в гости пойти, а некуда. К кому пойдешь? Все так сидят, а кто гуляет, так к тому – тем более.
В доме тепло. За окном мгла.
– Сашка устает. Тяжело в лесу. Тяжело.
И правда. Сашка рубит лес. Работа не из легких.
Залаяла собака. Топот на пороге. Сашка пришел. Обнялись.
Ужин из одной сковородки с Сашкой. Макароны с тушенкой. Хлеба одна корка. Не хватило хлеба.
Ничего. Я не ем мучного. Да и вообще стараюсь есть чуть-чуть. С одной стороны, не есть нельзя – обидишь, а с другой – надо побольше оставить Сашке.
Опять чай. Сашка курит у печки.
– Нет, ну куда ехать-то, и что там… – Он смотрит на меня так, будто я предлагаю что-то уж совсем несуразное.
– Действительно, – вдруг поддерживает его Лена, – мы уж здесь доживем.
Доживут. Они младше меня лет на пятнадцать оба. Что ж. Я соглашаюсь. Жить везде можно.
Лена уходит укладывать детей. Мы с Сашкой остаемся одни на кухне.
– Ты приходи каждый вечер, – говорит он. – Хлеб приноси. Горячее с нас.
Улыбается. Глядит на меня.
– Слышишь, обязательно приходи. А то под вечер… – Он осекается, терпеть не может жаловаться.
– Ты ж усталый…
– Ничего. Приходи. Поговорим… – Он замолкает. Задумывается, точно ищет тему для нашей будущей беседы. Ищет и не может найти.
В детской стало совсем тихо.
Я уже не жду, что Сашка заговорит, а смотрю в окно. Там мгла непроглядная. Там холодная зима и снежная пустота.
Там ночь.
Громила и Альбин
Громила и Альбин навсегда исчезли из моей жизни. В ней остались усталая мама и больной отец. Остался черный пруд, где наполовину затонула брошенная строителями катушка из-под кабеля, на которой краской была выведена восьмерка. И что-то еще осталось, что-то еще…
Незадолго до этого умер мой маленький брат. Умер тихо, лежа в своей кроватке и наблюдая за цыплятами.
За месяц до смерти мама забрала его из больницы, и я решил, что он выздоровел. Я радовался, что наконец у меня появится товарищ для игр. Что наконец я не буду один. Но брата Диму положили в его кровать и кормили с ложки протертыми овощами и протертым мясом. И он безропотно ел эту гадость и помногу спал. А когда просыпался, то смотрел на обои, разглядывал узоры. И я сказал маме: «Давай купим ему котенка, посадим в коробку, и он будет за ним наблюдать». Но мама объяснила, что котенка в коробке долго не удержать.
В воскресенье мы поехали на Таганку, на Птичий рынок, и купили цыплят. Сейчас я помню только тетку в ватнике и платке, помню ее огромные мужские ладони с грязными ногтями и коробку с цыплятами на ящике стеклотары.
– Берите. Отличные выйдут куры, – сказала она.
– Смотри, – мама улыбнулась своей тонкой улыбкой, вернее, ее подобием, – как раз то, что нужно.
– Хорошие, – я подумал, что действительно это то, что нужно, но мне хотелось взглянуть на Птичий рынок. – Может, еще посмотрим, мам?
Но маме надо было обратно домой. С Димой осталась соседка, и злоупотреблять ее терпением было бы…
– Берите, – повторила тетка. – Отличные куры выйдут.
Мама открыла свой маленький кошелек и достала аккуратно свернутые рубли. Пока она рассчитывалась, я смотрел на цыплят. Они были и правда как раз то, что нужно. Желтые суетливые комочки: некоторые спали, нахохлившись, некоторые смешно бегали по коробке. Пищали тоненько, жалобно и смешно. Я прижимал эту самую коробку, когда мы ехали в автобусе домой. Мне было не стыдно – наоборот, я гордился, что вот мы с мамой купили столько цыплят и везем их моему брату Диме. Теперь ему будет за кем понаблюдать. Мне было не стыдно, нет. Я просто боялся, что они замерзнут, или разбегутся, или…
Мы поставили перед Диминой кроваткой коробку. Я так ждал этого момента. Долгая дорога домой – метро, автобус, пешком, – каждое мгновение я представлял, как Дима увидит наш подарок, как он что-нибудь такое скажет, как обрадуется, как (может быть!) улыбнется.
Дима открыл глаза. Увидел цыплят. И улыбнулся тонким подобием улыбки, как мама.
– Цыплята! – сказал он. – Я знаю, это цыплята…
Он чуть придвинулся к краю кровати и свесил голову вниз, чтобы разглядеть получше.
– Какие… – шепотом сказал он. – Какие…
Я обернулся. Мамы в комнате не было. Меня это поразило – как она могла пропустить такой момент! Я ломанулся на кухню, больно ударившись о косяк двери.
– Мам! Он улыбается, мам! А ты даже не видела! – Я схватил вымытую тарелку и машинально вытер лежащим рядом полотенцем. – Он сказал: «Я знаю – это цыплята», и еще он сказал, что теперь будет за ними наблюдать! А я тоже буду… И записывать… Вот послушай…
Мать обернулась ко мне.
– Хорошо, – сказала она тихо. – Хорошо… что тебе есть с кем играть.
Сказала и уселась за кухонный стол, сложила мокрые руки на колени.
В раковине осталась недомытая посуда, а из крана текла вода.
Утром, пока я пил чай с бутербродом, мама кормила брата и, собрав передачу отцу, уходила на работу. А мы с Димой оставались дома. Теперь, когда у нас появились цыплята, я почти перестал ходить к пруду гулять. У меня появилось дело. Я взял тетрадь и, как настоящий юный натуралист, попытался записывать то, что происходит в коробке. Но происходило совсем мало. Записывать было совершенно нечего.
Они пищали, толкались, ели, пили и спали. Все это быстро мне наскучило. А вот Дима часами смотрел в коробку. Конечно, это куда веселее, чем изучать узор на обоях.
Соседка тетя Зоя, которая приходила за нами приглядывать, пока мама навещала отца, сказала мне:
– Что это он у тебя все время вниз головой? Смотри, как бы плохо не стало. Лучше б почитал ему чего-нибудь.
Она ушла на кухню.
– Почитать тебе?
Я любил всякую фантастику, поэтому возможность почитать маленькому Диме какую-нибудь из любимых книг, да хотя бы Шекли, меня очень обрадовала.
– Нет, – сказал Дима. – Лучше расскажи.
– Что тебе рассказать?
Я немного расстроился. Ведь читать вслух то, что тебе нравится самому, всегда приятно…
– Про цыплят. Я буду смотреть, а ты расскажи…
И я, забросив тетрадь для наблюдений, стал рассказывать истории из жизни цыплят. Сейчас мне трудно вспомнить, что было в тех историях. Помню только, что разделил я этих малышей на два лагеря. Один был в коробке, а второй вымышленный. Тех цыплят, что в коробке, я назвал норманнами, а вымышленных врагов (тоже цыплят, конечно) – англосаксами. Главным королем норманнов стал самый большой цыпленок. Я назвал его Громила. В моих историях он был огромный и непобедимый. И вдруг Дима сказал:
