– Папа, пожалуйста, приделай Беби руки!
Я ошибся. Руки приделать было сложно. Казалось бы: вот дырка в плече, вот рука с простым креплением. Когда я производил ампутацию, то подумал, что починка займет не более пяти минут. Не тут-то было. Края отверстия в плече загибались, кривились, подламывались, но никак не хотели принимать в себя руку. Наконец вроде удалось.
– Пап, смотри, платье застряло в плече.
Действительно, ткань как-то затолкнулась внутрь.
– Это ничего, – растянул губы я, изображая Улыбку Уверенного Отца. – Мы сейчас все легко исправим.
Это было действительно легко. Я просто потянул за подол, и ткань вылезла. Но вместе с ней опять выпала рука.
– Папа, операция прошла неудачно? – спросила дочка.
– Все удачно! Сейчас я вставлю, сейчас…
Я пытался и так, и эдак. Вкручивал, но рука просто проворачивалась. Сильно нажимал, но от этого лишь деформировалось туловище. Пытался протащить руку изнутри, через дырку от головы, но мешала растопыренная Бебина ладошка.
От напряжения я вспотел. Хотелось принять душ.
– А Беби не умрет? – спросила Наташа.
– Нет, конечно! От чего? – Рука куклы в очередной раз сорвалась и упала. – От болевого шока, что ль?
– Я не знаю, – ответила Наташа. – Сколько можно существовать без головы под наркозом? Папа, а что такое болевой шок?
Я не ответил. Только пробормотал:
– Сейчас все прикрутим на место. Просто терпеливо подожди. Это лишь обычный наркоз.
Наташа села рядом, принялась терпеливо ждать и запела песню на мотив «Солнечный круг, небо вокруг», знакомый ей с детства:
– Беби, живи! Не умирай! Это обычный наркоз лишь!..
Рука наконец встала на место.
– Смотри! – крикнул я. – Вот видишь! Получилось.
– Ура! – ответила мне Наташа. – Надеюсь, с головой будет так же просто!
С головой оказалось так же тяжело. Там крепление было пожестче. Только вот когда наконец раздался щелчок (похожий на хруст позвонков) и голова встала на место, у Беби отпала левая нога.
– С головой все же лучше… Даже без руки и ноги, – успокоила меня Наташа. – Главное, что наркоз пока не отошел.
– Главное, – говорю, – что мы платье надели. И теперь Беби может идти купаться зимой.
– Да! – обрадовалась Наташа. – Давай, пап, вставляй руку и ногу…
В юности я один день работал на автосервисе. Мой отец, который трудился там полжизни, хотел пристроить и меня. Но к вечеру прогнал. Я сломал какую-то деталь, которую, по его словам, невозможно было сломать. К технике у меня склонности не оказалось. Отца я разочаровал, кажется, навсегда…
Однако с ногой и рукой куклы я через полчаса справился. Мне было страшно навсегда разочаровать дочь.
Она, устав ждать, ушла играть с другой куклой. А когда вернулась и я передал ей Беби, со всеми конечностями на нужных местах и в платье, Наташа протянула мне Бьянку:
– Вот, – сказала она. – Я мыла Бьянку в ванной, и в нее залилась вода. Нужно оторвать ей голову и вылить. Если можно, под наркозом…
Со временем
Когда я просыпаюсь утром и, не вставая с постели, открываю занавеску на окне, то слышу море. Особенно хорошо, когда залив штормит, но даже в штиль я слышу его. Как будто Аня шепчет мне: «Дурак! Какой же ты дурак…»
И от этого мурашки по коже.
А она шепчет, шепчет…
И под шепот моря я иду на кухню и готовлю макароны на завтрак. Я люблю макароны на завтрак.
Раньше, давно, макарон было мало. С дырками, без дырок и ракушки. Всего три сорта.
А потом, со временем, появились разные макароны. Всякие итальянские, и румынские, и наши. Бантики, конвертики, короткие трубочки и гнезда.
Однажды я купил тонкие, как нитки, макароны, которые назывались «анжели капелли». Или «капелли анжели». Я забыл. Было написано по-иностранному, но я посмотрел в интернете, как переводится. Знаете как? Прическа ангела.
Вот. Я люблю есть на завтрак прическу ангела с сыром. А если прически нет (в продмаге она пропала со временем), то я ем поочередно трубочки, конвертики, бантики и спагетти.
С сыром, конечно.
Мне никогда не надоест шепот моря за окном и макароны с сыром на завтрак.
Еще давно, я жил в детдоме, там макароны давали только на ужин. Зимой с суховатым мясом, а летом с овощной подливкой.
Я спросил на кухне: «Почему нельзя летом давать макароны с мясом?»
А повариха тетя Маша говорит: «Летом, – говорит, – с мясом нельзя по ГОСТу. Летом, мол, вы все потравитесь с этой тухлятины».
Ну, я еще спросил: «А со временем можно будет делать макароны на завтрак, пусть и с кабачковой подливкой?»
Она говорит: «Вот школу закончишь и ПТУ, пойдешь работать, будешь круглый год макароны жрать».
«Со временем, – говорю, – мечты сбываются».
«Чего ты заладил, – говорит, – со временем, со временем, вот зубы на полку положишь, и будет тебе со временем».
Она была права. Не то чтобы я после детдома зубы на полку положил, но макароны мог есть всегда.
Окрошку нельзя зимой, а летом – макароны с мясом.
Теперь мне макароны с сыром можно всегда.
Макароны с мясом я разлюбил. У меня никак не получается сварить кусок мяса, чтобы, провернутый, он был таким же жестким и хрустящим, как у нас в детдоме.
А тереть сыр в макароны меня научил Вася.
Вася мой друг.
У него есть сестра Аня. Мы зовем ее Анка. Почему, я не знаю. А Вася еще добавлял: пулеметчица.
И хотя Вася и Анка давным-давно уехали из нашего городка, но я их помню. Они настоящие друзья.
У меня теперь много друзей по работе. Я – сантехник, работаю по району. У сантехников всегда много друзей.
Не все друзья одинаковые. Таких, как Вася и Анка, у меня уже нет, и хоть им я не делал сантехнику, но дружили мы крепко.
* * *
Первой уехала Анка. В смысле Аня.
Уехала учиться. Я говорил ей: «Зачем? Можно же учиться здесь». Например, у нас есть техникум, где учат парикмахеров. И еще стипендию дают. Пять тысяч, между прочим. Когда я прохожу мимо техникума, то всегда замедляю шаг там, где первый этаж, слева на углу. Все самые красивые девчонки учатся там. Я бреду под окнами и слушаю, как они болтают. Чирикают, как птицы.
Однажды я шел под окнами, а они курили в форточку. Видимо, нарушали закон, у нас нельзя курить в помещении. Я думал сказать им это, но решил пройти мимо. Нельзя вмешиваться в личную жизнь.
А они говорят:
