Разумеется, на Кубе существует не только продажная любовь. Любовь здесь, насколько я успел понять, второй по значению национальный спорт после переворотов, но значительно более простой и доступный. Обнимающиеся пары (обнимающиеся, впрочем, лениво и, скорее, машинально) вы можете увидеть везде: на школьном дворе во время перемены, на улице, на той же набережной или в упомянутом кафе с ромом, свининой и бобами. В старой французской комедии Бельмондо в целях маскировки изображал дауна, обременённого детьми. «Это его единственное развлечение», – поясняла жена. Видимо, здесь это тоже единственное развлечение, поскольку денег ни у кого нет, а этим иногда можно заняться бесплатно.
Рынок и социализм
Не следует упускать из виду такие важные статьи туристического бизнеса, как великое прошлое и пейзажи. Из великого прошлого на Кубе наличествует Хемингуэй и всё с ним связанное. Думаю, он любил этот остров по той же причине, что и Гарсиа Маркес: за то, что остров выпал из остального мира, только тут и можно было придумать вневременную, почти библейскую притчу «Старик и море». Есть музей Хемингуэя и бар его имени, где любой турист, поверхностно знакомый с творчеством главного героя шестидесятнического мифа, может заказать себе дайкири. Ничего особенного, довольно крепко.
Что касается пейзажей, то на пейзажи (как и на культуру, и на лица) при социализме всегда ложится какой-то серый флёр. Идёте вы, допустим, на гаванский рынок в надежде увидеть что-то невыносимо экзотическое – буйство тропической природы, цветов, фруктов и всякой рыбы, пахнущей гнилью и свежестью; и представляются вам всяческие обитатели коралловых рифов, осьминоги, там, или сияющие рыбы-ангелы. И приходите вы на рынок, и видите какие-то коричневые и серые клубни непонятного назначения, пучки пыльной зелени, гниловатые на вид ананасы (оно понятно, белый ест ананас спелый, чёрный – гнилью мочённый). Никаких тропических фруктов поначалу не замечаешь. Потом присматриваешься – есть маленькие зелёные бананы по два доллара мешочек. В мешочке килограммов шесть. Можно купить и всё время есть маленькие зелёные бананы. Нет, лучше два доллара потратить на поход в букинистический магазин. Там можно купить старый американский патефон с пластинками и хорошие книжки, ещё в твёрдых переплётах. В тех же букинистических лавочках в изобилии продаётся советская литература; хочется выкупить её из этого заокеанского плена и вернуть на родину, где время всё-таки движется. Несколько книжек я выкупил и вернул.
Есть выдающийся аквариум – своего рода морской музей, устроенный на берегу океана, где можно наблюдать акул и пресловутых рыб-ангелов. Но акулы социализма плавают в такой мутной воде, а рыбы-ангелы проплывают перед тобой за таким волнистым и тоже мутным стеклом, что праздничного ощущения нет и тут. Разумеется, построено всё с размахом – но многие аквариумы постоянно пустуют (идёт какая-то бесконечная реконструкция), а в других так же трудно разглядеть экзотических обитателей, как в Московском зоопарке – павлина. Ну, ходит что-то такое по пыльному вольеру, волоча хвост и сливаясь с искусственным деревом… Правда, в одном аквариуме я видел совершенно выдающуюся медузу, застывшую в царственной неподвижности. Вероятно, она была опасна и стрекательна, но ничего угрожающего в её внешности уже не было. Лень заразительна.
Дело – табак
Да, сигары – как я мог забыть о сигарах?! Некоторых возят на экскурсии на фабрику, где несколько девушек покажут вам, как сворачивать сигары на бёдрах; массовое производство «сигар на бёдрах» давно свёрнуто: ручная (тут, скорее, «ножная») работа ценится исключительно дорого. Кубинские сигары и особенно сигареты в самом деле хороши. Хорош и ром, особенно выдержанный (стоит он тут дороже, чем в Москве). Что до моих любимых сигарет «Монтекристо» и «Партагас» (они же «Смерть под парусом»), по которым я скучаю с самой перестройки, когда мы отвернулись от Кубы и перестали покупать эту прелесть, – я их тоже почему-то не видел. В городе продаётся ужасная дрянь, а в отелях – дорогущие сигариллы. Лишь в одной отельной лавчонке нашёл я родные бесфильтровые «Монтекристо» по доллару пачка и тут же всё это выкурил в припадке ностальгии.
«А Варадеро?» – спросите вы. Ну как же без Варадеро! Это курорт в 135 километрах от Гаваны. Песчаные пляжи, ослепительное небо, вполне европейский сервис, разноцветные коктейли. И океан, который никаким социализмом не испортишь. Так ведь это есть везде, где есть океан, песок и пальмы…
Почему же мне понравилась Куба? Мне нравятся сумерки империй, время перехода, момент восхитительной безответственности, когда почти всё уже можно. На Кубе сейчас как раз такое время. И когда я стоял на набережной среди лениво фланирующих пар, переговаривающихся сорокалетних обитательниц хрущоб и немногословных испитых мужчин, когда мимо меня на мотоциклетках (местное такси) прокатывали неторопливые водители, а над всеми нами горел большой закат и пахло морской гнилью, я чувствовал себя абсолютно в своей тарелке. Пассионарии пусть любят пассионарное, а мы будем любить упадок. Время, когда колонизаторы уже ушли и джунгли медленно заплетают их оставленные дворцы.
На Енисее
Я бывал четырежды: три раза в Сибири и один раз на Кубе. В Сибири лучше.
Всякому человеку, вернувшемуся с Кубы, задают два вопроса: видел ли он Фиделя Кастро и испытал ли на себе прелести местной проституции. Сейчас, правда, прибавился третий: ты что, с Путиным там был? Путин, вслед за Кастро и проституцией, в декабре стал главной достопримечательностью Острова свободы. Отвечаю: летал не с Путиным, Кастро видел по телевизору. Самые большие трудности вызывает у меня вопрос с проституцией: на него, как вы сейчас увидите, мне трудно ответить однозначно.
Естественно, о кубинской сексуальной свободе я был наслышан достаточно. «Как выйдешь на Маликон, они сами тебя за всё схватят», – предупреждали знающие люди. Что такое Маликон, я понятия не имел – решил обнаружить опытным путём, гуляя по Гаване и ожидая, пока схватят. Правда, из разговоров в самолёте выяснилось, что Кастро взялся за проституток всерьёз – не подумайте плохого, стал преследовать, – и оттого по Маликону стало можно ходить спокойно, зато все окраинные перекрёстки прямо-таки запружены смуглым женским телом, причём полудетским, самого возбудительного и дешёвого свойства. «Пять баксов – и твоя», – предупреждали одни. «Кусок мыла», – попросту говорили другие. Ближе к приземлению я уже не сомневался, что они там сами приплачивают.
Поймите меня правильно: я счастлив в браке и вовсе не планировал изменять жене. Более того, я отнюдь не уверен в своей способности захотеть профессионалку. Я так устроен, что партнёршу мне надо хоть немножко любить или уж она должна быть очень хороша собой, но бесплатность, то есть непосредственность чувства, является для меня серьёзным требованием. В силу этой же причины я никогда ничего не написал за сверхгонорарные деньги, по политическому заказу или просьбе властей. Что поделать, он (талант) у меня капризный и действует только полюбовно.
Но в стране, где из всех достопримечательностей наиболее знамениты домик Хемингуэя, Кастро, Путин и вот это самое, после осмотра Путина, Кастро и домика Хемингуэя хочется посмотреть на то, о чём столько говорят. В первые два дня мне везло: я ходил себе по Маликону и вокруг, глазел по сторонам, покупал фрукты, заходил в пустые магазины, и никто меня ни за что не хватал. Вечером третьего дня, воротясь в гостиницу, я обнаружил в холле её двух крепких хозяйственников из нашей группы – они прилетели на Кубу по каким-то крепким хозяйственным делам и явно находились в затруднении. Одному было чуть за сорок, другому – явно за шестьдесят, но именно он больше всего рассказывал о своём местном опыте: опыт был удачный, местные красавицы к старику так и липли. Я сам люблю таких весёлых стариков, опять же не подумайте плохого: мне нравится их советская деловитость, умение везде найти выпить и закусить, их неувядаемая бодрость и непотопляемость, благодаря которой они при любых формациях чувствуют себя прекрасно.
