– Вам, наверно, очень одиноко, – сказала Хэдли, возвращая ему карточку.
В этом последнем танце она постаралась увести партнера поближе к двери кабинета, где можно было укрыться и дать наконец отдых ноющим ногам, чтобы не пришлось идти через зал, где ее мог перехватить любой клиент.
Она миновала тир. Самым тяжким в этой работе были хлопки пневматических карабинов вперемешку с громыхающей музыкой. В «Джибуле», ночами в постели, в ушах у нее звенело так, что не сразу удавалось заснуть.
– Упс! – сказал толстячок в твидовой кепке, снова столкнувшись с ней. Он помахал картонными мишенями и пробормотал извинение.
Она вошла в кабинет, где была аптечка для оказания первой помощи натертым ножкам такси-гёрлз. Но в эту минуту там был и Бенито Акавива, оравший по своему обыкновению в телефон. Речь шла о не доставленных вовремя ящиках с газировкой.
Хэдли открыла шкафчик, украдкой вздохнув. Ей так хотелось побыть в покое хотя бы пять минут – пусть даже через дверь была слышна пальба из тира. Она взяла коробку с пластырем и села в уголке.
– Девятнадцать долларов! – разорялся патрон в трубку. – Сколько раз вам повторять? Девятнадцать долларов!
Просунув палец под воротник, он чесал свою бычью шею. Из-под напомаженных волос струился пот. Хэдли мельком подумала, что, пожалуй, предпочла бы мистера Тореску.
– В чём дело? – рявкнул он на нее, повесив трубку.
Голос у него сел от постоянного крика, глаза были красные, остекленевшие от усталости.
– Я натерла пятку до крови, – сказала Хэдли. – Я быстро, мистер Акавива.
Патрон раздраженно махнул рукой – словно оцарапал воздух – и направился к двери.
– Есть вата и какая-то дезинфицирующая пакость на полке наверху, – сердито бросил он с порога. – Пощипет, зато микробы убьет. Возьмите.
Дверь хлопнула так, что задрожали стены. Хэдли перевела дух. Она заклеила пятку пластырем и посидела несколько секунд, наслаждаясь относительным покоем. Руки и ноги ныли. Девушка поправила висевший на боку полотняный кармашек с билетиками. Уходя из «Кьюпи Долл», она обменяет их на деньги. Ее заработок за вечер. Судя по толщине кармашка, можно было рассчитывать на восемь или девять долларов.
Уже собираясь встать, она вдруг услышала странные звуки. Сначала ей показалось, что где-то в кабинете мяукает кошка. Потом она поняла, что звуки доносятся из угла. Там была невидимая из кабинета дверь, скрытая в нише.
И это не кошка мяукала. За дверью кто-то плакал. Поколебавшись, Хэдли постучала. Тотчас наступила тишина.
– Я могу вам помочь? – спросила Хэдли.
Ответа не последовало.
– Вам нужна помощь?
Никто не отвечал, и Хэдли уже хотела было выйти, но снова услышала плач. Она вернулась, постучала и, набравшись смелости, осторожно открыла дверь.
За ней оказалась комната чуть поменьше кабинета. Мигали желтые огоньки на маленькой рождественской елочке, на столе лежали книги, рядом пустая тарелка и стакан. За столом сидела девочка. Она перестала плакать и уставилась на Хэдли.
– Боже мой… – тихо ахнула та. – Ты здесь одна?
Она подошла ближе, сопровождаемая взглядом глубоких темных глаз из-под коротких, черных как смоль кудряшек. Над ушами кудряшки были стянуты в два хвостика круглыми заколками со смеющимся личиком Малютки Энни.
– Меня зовут Хэдли, а тебя?
Девочка молчала. Она была хорошенькая, и в тонких чертах уже угадывался характер.
– Как тебя зовут? – снова спросила Хэдли.
– Я не сказала вам «войдите».
Голос был на диво серьезный для маленькой девочки.
– Не сказала, ты права, – признала Хэдли, не удержавшись от улыбки при виде ее надутого личика. – Я вошла, потому что услышала плач. Это ты плакала?
Девчушка сердито оттолкнула одну из лежавших перед ней книг. Это был «Фонарщик», детская классика, Хэдли сама читала ее, когда ей было лет десять, столько, сколько этой девочке.
– Правда, – кивнула она, – это очень грустная история. Но всё кончится хорошо.
– Не надо! – так и подскочила девочка. – Не рассказывай мне конец! Я плачу не потому, что это грустно, я очень люблю, когда грустно! Я плачу, потому что эта глупая Миртл вырвала последние страницы на растопку! Теперь я никогда не узнаю, женится ли Вилли на Изабелле Клинтон…
Ее обиженная мордашка и вправду была забавна под веселыми заколками с Малюткой Энни.
– Я ненавижу Миртл! – крикнула она и снова расплакалась.
Хэдли подошла ближе и чуть не ахнула, увидев, что малышка сидит в инвалидном кресле. Она не могла заметить этого раньше: спинка была накрыта девочкиным пальто. Ее сердце сжалось еще сильнее при виде свисавших из-под синего шерстяного платья ног, закованных в сложную конструкцию из металлических прутьев и кожаных ремней.
– Полно, не плачь, – сказала она, достав носовой платок из кармашка с билетиками. – Знаешь что? Завтра я найду тебе эту книгу, куплю или возьму в библиотеке. Хорошо?
На нее уставились два черных глаза между Малютками Энни.
– Правда?
Хэдли кивнула и, улыбаясь, протянула ей платок.
– Теперь ты скажешь мне, как тебя зовут?
– Лизелот.
– О, какое красивое имя. Будто из книги. Ты кого-то ждешь, Лизелот?
– Папу.
– Почему же он оставил тебя здесь?
– Он работает. Когда закончит, заберет меня. Он не хочет оставлять меня дома одну.
– Он работает здесь? Я его видела?
– Вы его точно слышали! – вдруг прыснула девочка.
Хэдли раскрыла рот от удивления.
– Мистер Акавива?
Девочка кивнула. Хэдли не могла опомниться. Человек, от чьих воплей у нее две недели вяли уши, оказывается, был отцом, да еще и отцом этой Лизелот с хорошенькой мордашкой. Хотя хмурый вид, похоже, был у них… семейным.
– У него тяжелая работа, – вздохнула Хэдли, не зная, что сказать. – Твой папа добрый, – добавила она, вдруг проникшись сочувствием к этому человеку, который не хотел оставлять парализованную дочку дома одну. Спросить о матери она не решилась.
Дверь вдруг распахнулась, и в комнату ворвался Бенито Акавива.
– Какого черта вы тут делаете? – по своему обыкновению напустился он на Хэдли. – Чем меньше танцуете, тем меньше заработаете!
– Иду, мистер Акавива, – покорно ответила Хэдли и, ласково улыбнувшись, помахала на прощание Лизелот.
– Ты не забудешь про книгу? – заерзала малышка.
– Обещаю.
Мистер Акавива, когда она проходила мимо него, недовольно буркнул:
– Одни книги у девчонки на уме. Читает, читает, читает. Ладно, идите уже, поторапливайтесь! Клиенты заждались.
