– Мои родители родом оттуда. Хотите поужинать?
Шик зажмурилась, словно готовясь к молитве.
– Я-уми-раю-от-го-ло-да, – вполголоса проскандировала она.
Сколько раз за сегодняшний вечер она мысленно произносила эту фразу?
Им подали копченые сосиски с огурцами в кисло-сладком рассоле, паштет из утиной печени, хрен и душистый хлеб с тмином. Она отведала всего, всё нашла восхитительным и завершила ужин фруктовым желе со взбитыми сливками. Уайти улыбался. На этот раз не часам, нет. Он улыбался ей.
– Я вижу, вам понравилась славянская еда, – сказал он.
Народу было всё больше, столики заполнены до отказа. На миг она с нежностью вспомнила Пробку, с легкой руки которого надела красное платье.
– Очень славный получился ужин, – добавил Уайти.
– Да. И это ваша заслуга.
Пухлогубый кавалер в оранжевом галстуке снова пригласил ее на танец. Шик покачала головой.
– Спасибо. Я устала, – сказала она и улыбнулась ему в утешение своей самой неотразимой улыбкой.
Он отошел, пожав плечами: не судьба. Шик видела, как он пригласил девушку в шафранно-желтой юбке. Она повернулась к Уайти.
– Потанцуем?
– Две секунды назад вы сказали, что устали.
– Не две, а четыре. Я уже отдохнула.
Зазвучал другой вальс, веселый, деревенский. Он встал, увлек ее на танцпол, округлив руку вокруг талии. Шик дала себя вести, их пальцы переплелись, она чувствовала лицом его дыхание. Когда танец кончился и девушка открыла глаза, лампы под потолком превратились в падающие звезды, и чувствовала она себя точно так же, как в детстве, слезая с качелей. К столику она шла, держась за его пиджак, и смеялась просто так, без причины.
– Уайти… А вы когда-нибудь гуляли в зимнюю ночь по Манхэттену? Огни на мосту Куинсборо, пустая, как в воскресенье, Уолл-стрит, Чайна-таун, Эмпайр-стейт?..
– Нет. А вы?
– Я еще не сошла с ума… Но очень хочу попробовать! – сказала она и снова залилась смехом.
Он расплатился, и они вышли. После влажной, полной запахов духоты «Полиш Фолк Холл» от холода перехватило дыхание.
– Не отложить ли нам экскурсию по Манхэттену by night до другого раза? – спросил Уайти чуть насмешливо. – Когда вы смените этот носовой платочек, служащий вам платьем, к примеру, на лыжный костюм?
Шик подошла ближе и прижалась к нему. Он не вынул рук из карманов.
– А будет другой раз? – прошептала она.
Ее руки скользнули в карманы его пальто. Пальцы нащупали сжатые кулаки. Она запрокинула голову, привстала на мыски лодочек и, прильнув поцелуем к холодным губам, молча посмотрела ему в глаза.
– Зачем? – спросил он.
Шик убрала руки и прыснула, уткнувшись носом в бобровый мех.
– Если вы не поняли зачем, значит, я плохо объяснила. Повторить еще раз?
Обычно это ей приходилось охлаждать пыл воздыхателей.
– Вы не должны были дарить мне этот поцелуй, – сказал Уайти.
– Что ж. Ладно. Я возьму его обратно.
С этими словами она проворно чмокнула его второй раз – в подбородок. Он мягко оттолкнул ее, как отталкивают чересчур надоедливого ребенка, слишком крепко уцепившегося за палец, – без злости, без раздражения, даже ласково, но как помеху.
– Вы любите Сарину? – спросила она. – Поэтому?
Он махнул проезжавшему такси, и оно, взвизгнув тормозами, остановилось. Уайти открыл дверцу. Шик не двинулась с места.
– Вы подхватите пневмонию, – сказал он и тихонько подтолкнул ее под локоть.
Шик высвободилась, захлопнула дверцу и осталась стоять на тротуаре. Красное платье хлопало полами на ветру.
– Эй! – крикнул шофер, высунув голову в окно. – Если вам никуда не надо, езжайте на метро!
Взревел мотор, и машина умчалась, точно огромный жук.
– Поужинаем вместе завтра вечером? – спросила Шик.
– Зачем?
– Зачем, зачем… Затем, что к завтрашнему вечеру я наверняка проголодаюсь. А может быть, и захочу потанцевать.
Лицо Уайти наконец согрела улыбка. Что не помешало ему, однако, махнуть другому такси, показавшему из-за угла свой желтый нос. Ей подумалось, что, решительно, сегодня вечером этот город к ней не благоволит, так и киша свободными такси, – о, она знала, как хорошо он умеет их прятать, когда они действительно нужны.
Шик капитулировала.
– Коламбус 5–083, – быстро сказала она Уайти, прежде чем сесть в машину. – Это телефон пансиона, где я живу. Коламбус 5–083.
Его кулаки снова прятались в карманах пальто. Она успела опустить стекло на треть, пока шофер не тронулся, выставив в прямоугольник окна свои синие глаза под черной челкой.
– Я догадывалась, – крикнула она, – что вы не похожи на других мужчин ростом метр восемьдесят пять, которых я знаю.
Помахав на прощание краем бобровой накидки, она закрыла окно. Машина уже катила по улице. Шик обернулась и посмотрела в заднее стекло.
Уайти уходил в противоположную сторону.
Глава 20. Perfidia
Объявили перерыв.
С дружным вздохом облегчения кордебалет «Рубиновой подковы» рассыпал стройную цепь и рассеялся вокруг сцены. Одни девушки легли прямо на подмостки, другие снимали со столиков перевернутые стулья, чтобы положить на них усталые ноги.
– Всё хорошо? – спросила Манхэттен, тронув Джослина за плечо.
Он перестал играть.
– Видел бы меня месье Логалетт, мой преподаватель гармонии в консерватории, он перевернулся бы в скрипичном футляре. А так всё хорошо, просто отлично.
Всё утро Манхэттен казалась чем-то озабоченной и как будто не находила себе места.
– А ты как? – спросил он.
Майк Ониен в своем углу слезал со стула, отряхивая мел с рукавов.
– Всё в порядке, – вяло ответила Манхэттен и, оставив Джослина, побежала к хореографу, который как раз был один.
– Что-нибудь случилось, Манхэттен? – спросил он.
Девушка стояла перед ним, точно окаменев.
– Мистер Ониен, – решилась она, сглотнув слюну. – Я… я ухожу из шоу.
Джослин за пианино вздрогнул. Боксерский нос Майка вопросительно наморщился, на лице отразилась тревога. Манхэттен затараторила, торопясь выложить всё, она боялась участия, которого не заслужила.
– Мой отец, – выпалила она. – Мне надо к нему. Это очень важно. Я хотела сказать вам сегодня утром, но всё оказалось… так непросто.
Очень трудно, если уж начистоту. На рассвете после долгой ночи, когда борьба с бессонницей походила на боксерский поединок, Манхэттен всё еще не знала, сможет ли. Хватит ли у нее духу изо дня в день видеть лицо, глаза, жить бок о бок с отцом, который не ведает, что она его дочь.
