– Я остаюсь, я тебе сказала! – повторила она, тяжело дыша, и оглянулась через плечо.
Где же остальные? Трое в коричневых фуражках, с бейсбольными битами в руках уже гнались за ними.
Джослин пригнулся, не сбавляя темпа, Дидо тоже. Перед самым перекрестком с Бродвеем, снова обернувшись и высматривая своих преследователей, они с разбегу налетели на пожарный гидрант. От кульбита перехватило дыхание, и оба оказались ничком на земле между «понтиаком» и продуктовым фургоном.
– Как ты? – спросил Джослин, с трудом поднимаясь.
– Замечательно, – отозвалась Дидо, вытаскивая рукав из водосточного желоба. – Осталась бы здесь на всю жизнь.
Он помог ей встать, подумав, что жить стало веселее, хоть согрелся наконец. Поднял упавший розовый берет, сунул его в карман. Три коричневые фуражки приближались.
Почти уткнувшись носом в задние дверцы фургона, Джослин заметил между ними щелку. Он просунул туда палец – не заперто!
– Скорее!
Они вскочили внутрь и захлопнули дверцы. Стало темным-темно.
– Кто эти парни? – спросил Джослин, переводя дыхание.
– Они устраивают облавы на комми. Громилы. Коричневые. Подонки. Пользуются моментом, отрываются вовсю. Где мы? – прошептала Дидо.
– Понятия не имею, а ты?
– Откуда мне знать? Куда ты, туда и я.
– Только никому об этом не говори. – Он рассмеялся. – Как тебе здесь?
– Не жарко.
Стужа в фургоне действительно стояла лютая, куда холоднее, чем на улице. Было то ли тесно, то ли загромождено, чем – не видно. Тянуло непривычным, но знакомым запахом ссадин на коленках.
Голоса их преследователей стали до жути близкими. Было слышно, как они стучат битами по земле, по стенам, простукивают машины.
– Ты уверен, Джек? – крикнул один. – Они были здесь?
Джослин и Дидо сидели, скрючившись, на корточках, как индийские божки, прижимаясь спиной к холодным мягким глыбам, свисавшим сверху. Вытянуть ноги было невозможно. Дидо заёрзала, ощупью пытаясь устроиться поудобнее.
– Ты сидишь на моих ребрах, – слабо запротестовал Джослин.
– Так это ты, Джо? – прошептала она, хихикнув.
– Сам не знаю.
– Прости, – сказала Дидо и попыталась отодвинуться.
– Уолдо! – кричал другой голос снаружи. – Они, верно, где-то здесь, под машинами!
Слышно было всё: преследователи заглядывали под каждую машину, совсем рядом. Стенка фургона заходила ходуном от удара. Биты служили им локаторами. Прутиками лозоходца. Джослина одолел смех, тотчас заглушенный тяжестью, придавившей его грудную клетку.
– Ты всё еще сидишь на моих ребрах, – тихо простонал он.
– Извини.
– Ничего. Просто у меня есть скверная привычка иногда дышать.
– Вот если бы, – проворчала Дидо и снова завозилась рядом, – парни были такими удобными, как старая добрая диванная подушка.
Да, если бы. Что-то мягкое, будто тающее растеклось по щеке Джослина. Где-то повыше голос Дидо воскликнул: «О, прости!» Он понял, что это ее груди нежно прижимались к его щеке, как два новорожденных ягненка. Его бросило в пот, несмотря на холод, от которого уже окоченели руки и ноги.
– Что ты там делаешь? – спросил он сдавленным голосом.
– Завязываю шнурки. На всякий случай, если опять придется бегать.
– Надо было надеть шпильки и вечернее платье, – глупо хихикнул Джослин.
Он сказал это для шумового фона. Иначе, он был уверен, Дидо услышала бы, как бухает молотом сердце, его сердце, которое, заходясь и колотясь о грудную клетку, рвалось наружу.
– Ничем не могу помочь, – сказала Дидо. – У меня только коричневая юбка и ботинки на шнурках.
– Каждому свой крест, – выдохнул он и возблагодарил небеса за темноту.
Короткий луч дневного света вспышкой прорезал непроглядную ночь в фургоне. Что-то упало к их ногам, и снова сгустилась тьма. Но в эту четверть секунды, когда дверцы приоткрылись, в их мозгу запечатлелась моментальная картинка содержимого фургона. Оба в панике отпрянули, и их пальцы переплелись, вцепившись друг в друга, точно испуганные эльфы.
И тут послышался металлический лязг.
– Нас заперли! – всполошился Джослин. – Давай кричать? Надо же выйти!
– Прямо в лапы тем паршивцам? Они нас ждут снаружи!
– Но здесь нельзя оставаться! – простонал он. – Ты видела, где мы находимся?
– Видела, – мрачно отозвалась Дидо. – Если у тебя есть спички или зажигалка, давай закатим барбекю. Только я не сообразила захватить с собой соль.
– А я не курю.
Он выпрямился, глубоко вдохнул и стал громко звать на помощь. Но услышать его никто не мог, потому что в эту минуту затарахтел мотор и холодильный фургон с мясом тронулся. Он был старенький и очень шумный.
С минуту они молчали, приуныв, потом Дидо попыталась приободриться:
– Оно и к лучшему. Нас увозят от охотников за головами.
И добавила уже менее оптимистично:
– Надеюсь только, что этот грузовик не должен доставить товар во Флориду. Заметь, Флорида – не самая неприятная перспектива, когда ты заперт в рефрижераторе.
Делать было нечего, только ждать, когда фургон остановится. Джослин достал из кармана берет, сейчас, правда, не розовый, а цвета тьмы.
Он вслепую протянул руку туда, откуда слышал дыхание Дидо. Коснулся ее носа, глаз, добрался до волос и нахлобучил на нее берет. Натолкнулся на ее локти, когда натягивал его поглубже на уши. Потом он поднял капюшон дафлкота и обхватил себя руками, мелко дрожа: бр-р-р…
Некоторое время они молча сидели рядом, коченея. Дидо била дрожь. Она энергично растерла ноги и расправила складки юбки, натянув ее до самых щиколоток.
– Трудно поверить, что мы на одной широте с Неаполем, – проворчал Джослин.
– Подожди, вот придет лето, – возразила она и попыталась улыбнуться (но это нелегко, когда стучишь зубами).
В сознании Джослина оформилась фраза, несколько слов, которые он, как полагается, семь раз обдумал, прежде чем произнести вслух, – и даже восемь.
– Закрой глаза, – сказал он. – Закрой глаза, Дидо Беззеридес, и представь, что мой дафлкот – это такая портативная Флорида, где ты можешь погреться.
Ответом сначала были только дрожь и стук зубов. Потом он услышал:
– Ты предлагаешь мне прижаться к тебе, Джо Бруйяр?
Тянуть резину она не стала и тотчас оказалась в его объятиях. Он чувствовал, как она мостилась, сворачиваясь клубочком под полами дафлкота, слышал, как дышала на пальцы, словно раздувая угли.
– Да, – прошептал он, – именно это я и хотел сказать, Дидо Беззеридес.
