Старый швейцар в расшитой золотом ливрее, фуражке с золотым околышем и желтых перчатках поклонился им и открыл стеклянные створки двери дома 779 на Максфилд-Пэрриш-сквер. Было слышно, как шуршат вдали на проспекте автомобильные шины по сухой листве, нанесенной ветром из Центрального парка. Хэдли спрятала руки в рукава пальто.
В отделанном мрамором лифте она стянула полы, прикрывая ноги, пока лифтер, тоже весь вызолоченный и прямой, как кол, возносил их к звездам.
Дверцы кабины бесшумно открылись перед лестничной площадкой, уже похожей на роскошную квартиру. Пурпурный ковер, зеркала, бархатная оттоманка, растение с острыми листьями в медном ведерке, далекий-далекий потолок. Хэдли вдруг почувствовала себя крошечной.
Перед тем как позвонить в единственную высоченную дверь, Джей Джеймсон Тайлер Тейлор шепнул:
– Называйте меня Джей Джей, так будет проще.
Хэдли кивнула, зная, что постарается не называть его никак. Она чувствовала себя мухой в кукольном доме великанов, последней из семи неточностей на картинке в субботнем приложении.
Женщина с серым шиньоном открыла им дверь и посторонилась.
– Как он, миссис Бауэр?
– Он очень слаб. Такой слабости еще не было. Я иду его проведать.
Глаза у нее были сухие и блестящие, как будто она не спала ночь или недавно плакала.
– Идемте, Хэдли, – сказал он.
Она последовала за ним, неловко ступая в ботинках по толстому ковру, путаясь в длинном пальто. Они пересекли большие, скудно освещенные комнаты, поднялись по гулкой лестнице, миновали пустые коридоры. Хозяин шел быстро. В какой-то момент он скрылся за поворотом галереи. Хэдли остановилась, растерянная, забытая среди гардин и колонн, борясь с искушением повернуть назад. Тут он появился.
– Всё в порядке?
– Д-да. Я только думаю, не придется ли нам пересечь Рио-Гранде, чтобы добраться до места.
Он вернулся и взял ее за руку.
– Я иду слишком быстро, простите. Конечно, вы же не знаете.
Нет, она действительно не знала и никогда не видела ничего подобного. В «Джибуле» вся ее комната измерялась двенадцатью шагами.
– Мы пойдем сначала в гардеробную, – сказал он. – Подберем для вас что-нибудь более… подходящее, и я вкратце расскажу всё, что вам надо знать.
Они миновали ванную комнату, сверкавшую, как зал аэропорта, и оказались в гардеробной, где у Хэдли голова пошла кругом от высоченных дверей, зеркал и сияющей меди. Джей Джей открыл одну створку, другую. Их отражения множились, дробясь в зеркалах. Казалось, будто их не двое, а сто, а нарядов в шкафах тысяча и обуви ненамного меньше – в парах.
– Что вы хотите надеть?
– От… откуда я знаю?
– Надо выбрать. Это одежда моих сестер. Они здесь больше не живут.
Неужели сестры теперь ходят голыми? У Хэдли не укладывалось в голове, что можно бросить такое количество платьев, не почувствовав себя осиротевшей. Он перебирал вешалки, чехлы, лихорадочно выбрасывал из шкафа всё вперемешку, tutti frutti – абрикосовое платье, лимонную блузку, вишневый ансамбль, миндальную юбку… Настоящий пир.
У нее закружилась голова, как на третьем этаже универмага «Бергдорф-Гудман» в сезон распродаж. С той разницей, что там она только читала ярлыки.
В конце концов она решилась взять костюм в мелкую клетку изысканного серого цвета, с прямой юбкой: он напомнил ей Лорен Бэколл в конце одного фильма с Богартом, название забылось. Хэдли помнила только, как шла Бэколл легкими танцевальными шажками в точно таком же костюме перед самым титром «конец». Хэдли выбрала к нему строгие замшевые лодочки цвета свежего масла (пир продолжался). Она вернула пальто и начала развязывать бант из тафты.
Заметив, что он смотрит на нее – одна рука повисла, другая держит пальто, – она бросила насмешливо:
– Обычно в этот момент мужчины свистят.
Он поспешно нырнул в шкаф в поисках неизвестно чего и сказал оттуда:
– Одевайтесь за ширмой. Мы сможем пока поговорить.
За ширмой, обтянутой бледно-розовым камчатным полотном, Хэдли нашла табурет с обивкой цвета слоновой кости и смогла присесть, чтобы расшнуровать ботинки.
– Я постараюсь, – говорил с другой стороны голос Джей Джея Тайлера Тейлора, – вкратце рассказать о той, кого вам предстоит… заменить.
Она услышала долгий вдох.
– Эйлин… Эйлин моя ровесница, ей двадцать два. Сколько вам лет, Хэдли?
– Двадцать.
– Боже мой, я должен перестать называть вас Хэдли. А это непросто. Так странно, так некомфортно говорить «Эйлин» человеку, которого зовут Хэдли, правда? Ну да ладно. Двадцать лет… Разница не должна быть заметна. Или?..
– Я могу состарить себя пучком.
– У дедушки уже есть один. Пучок миссис Бауэр.
Он ненадолго задумался.
– Эйлин работает в издательском доме «Хэмонд и Шуйлер». Она очень образованная, а сколько читает, с ума сойти. Это ее работа – читать рукописи, выискивать среди них будущие бестселлеры. Она открыла Курта Леннарда. Вы его, конечно, знаете? Его роман «Не стреляйте по солнцу» несколько месяцев продержался в первой строчке рейтинга журнала «Плейбилл». Мы с Эйлин специально ходили в «Готэм Букстор», просто ради удовольствия посмотреть, как его раскупают. После этого успеха Эйлин повысили до главного редактора. Исключительный случай в ее возрасте. Эйлин вообще исключительная, ее ждет исключительное будущее.
Голос умолк. Хэдли привстала на цыпочки. Молодой человек за ширмой стыдливо повернулся к ней спиной, хотя под защитой полотняных стен ей были видны только его волосы.
– Я должна всё это рассказать? – простодушно спросила она.
– Нет. Конечно нет. Если только дедушка вас спросит, но он не сможет, он слишком слаб. Просто будьте… такой, какая вы есть. Вы ему понравитесь, я уверен.
– Вы его очень любите, да?
Пауза была такой короткой, что она ее не заметила.
– Я люблю его больше, чем отца, – признался молодой человек.
– Он, наверно, тоже вас очень любит.
– Дедушка ужасно переживает за меня. Вот почему вы сегодня здесь. Я хочу его порадовать, чтобы его душа была спокойна, когда… если…
– Он живет один в этом большом доме? – задала она вопрос, чтобы ему не пришлось заканчивать фразу.
– С миссис Бауэр, сиделкой, и тремя слугами. Раньше нам принадлежало целое крыло, когда здесь жила вся семья. Мои сестры вышли замуж и уехали, старшая в Калифорнию, вторая в Саванну. Во время войны мои родители вдрызг поругались с дедушкой из-за… Короче, мы переехали. Они не видятся уже шесть лет, только я еще с ним общаюсь.
– Они не знают, что он болен?
Хэдли услышала вздох.
