– М-м-м… – скромно потупилась Пегги. – Мы обручены с полудня.
– Обручены – лучше, чем женаты, – со знанием дела сказала Ванда. – Ты еще можешь сказать «нет», и как бы ни обернулось дело… кольцо останется у тебя.
«Платинум» сегодня был переполнен. Слух, что пожалует голливудская звезда, создал в зале высокое напряжение. Приосанились и мужчины в смокингах, и женщины в декольте. Много парочек танцевали, оркестр играл «Кариоку».
– Спички, сигары, сигареты…
Сидевшая в одиночестве дама средних лет сделала знак Хэдли, купила сигариллы и оставила четвертак на чай.
– И что это они делают головами? – спросила она, показывая на пары, которые в танце соприкасались лбами.
– Телепатия? – смеясь предположила Хэдли.
– О! Их мысли угадать нетрудно…
Ее сигарилла выпустила грустное облачко дыма. Хэдли, ощутив внезапную симпатию, подарила ей гардению.
– Это верно, что Ретт Батлер будет с нами сегодня вечером?
– Ходят такие слухи, – ответила Хэдли с таинственным видом.
– Отлично. Вот мы и узнаем наконец, носил ли он в «Унесенных ветром» вставную челюсть.
Через час начали подавать ужин. Поднос Хэдли почти опустел, но ремень больно натер ключицу. Она ушла в лобби, чтобы перевесить поднос на другое плечо и пополнить запасы товара.
За стойкой гардероба для клиентов Нелл пересчитывала корешки билетов. Нелл была бессменной гардеробщицей «Платинума».
– Какой-то тип порвал мне юбку, – пожаловалась она, приподняв подол.
– Ты ему, надеюсь, очень понравилась? – вмешалась выбежавшая из зала Ванда.
– Он меня даже не заметил. Ничего, симпатичный, но вид такой… как бы это сказать… будто оставил свою голову на соседнем стуле.
– Хо-хо-хо, – предостерегла их Ванда, которой был виден коридор. – Навстречу Харпо, Граучо и Чико идет Мумия!
Все молча засуетились, Нелл извернулась, чтобы скрыть порванный подол.
Мистер Тореска удостоил их взглядом, от которого всем немедленно захотелось убежать и поискать укрытие понадежнее, после чего скрылся за одной из дверей.
– Не спускает с нас глаз, – прошептала Ванда. – На самом деле он никуда не шел.
– Только что-то очень торопился.
– Ладно, пошли, за работу.
Хэдли обходила золотой квадрат, где стояли самые дорогие столики. Вдруг она замерла на месте.
Галстук-бабочка был сегодня не красный, а серый и повязан криво. Незнакомец смотрел в стакан, вертя его в пальцах. В остальном это был всё тот же влюбленный мужчина. Влюбленный, одинокий и поэтому несчастный.
Хэдли взяла с подноса гардению и с улыбкой протянула ему. Он заморгал, как будто она бросила ему в глаза горсть песка.
– Приколоть ее к вашему лацкану? – любезно спросила она.
Он был совсем молодой, лет двадцать – двадцать один, не больше, и выглядел так, будто плыл в лодке, а весла потерял. Пробормотав что-то невнятное, он взял цветок, потеребил в руках, не зная, что с ним делать, и наконец положил на сложенную белоснежную салфетку перед тарелкой с нетронутыми закусками. После этого он машинально порылся в карманах и, достав банкноту, разгладил ее на столе.
Сигарет-гёрл редко доводилось видеть банкноту в двести долларов, даже в «Платинуме».
– Извините, – пролепетала Хэдли. – У меня нет сдачи, мне придется…
– Оставьте себе.
На его лице промелькнула улыбка, словно проворный зверек, строптивый и немного усталый.
Гардения стоила доллар. Чаевые в сто девяносто девять долларов? Что это значит? Хэдли встретила мягкий взгляд карих глаз.
– Оставьте себе, – повторил молодой человек, – и выходите замуж.
Он достал из внутреннего кармана пиджака серебряный портсигар. Она поднесла ему спички.
– Я сейчас.
В зале вдруг стало шумно. Все головы повернулись к входу, где образовалась толпа. Сдерживаемое возбуждение наэлектризовало гостей, танцующих, обслугу; даже оркестр сфальшивил. Под руку с красивой сияющей женщиной, в сопровождении друзей вошел мистер Гейбл, в безупречно сидящем фраке, улыбаясь весело и сердечно и как будто не замечая, что стал эпицентром всеобщего смятения.
Пегги протиснулась к Хэдли недалеко от эпицентра.
– Черт побери… Я, пожалуй, всё-таки порву с Джеком…
Она заметила двести долларов в руке Хэдли.
– Но на всём свете не найти мужчины столь привлекательного, как этот клочок бумаги. Куда ты с ним собралась?
– К Колли.
Колли, кассир, разменял деньги с равнодушным видом, как будто это было в порядке вещей.
– Надеюсь, чаевые будут жирные, – только и сказал он.
– Вы удивитесь! – ответила Хэдли, уходя.
Мистера Гейбла с друзьями усадили подальше от любопытных глаз, и оркестр грянул Puttin’ on the Ritz.
– Вот, – заявила Хэдли незнакомцу. – Ваши сто девяносто девять долларов.
– Я же сказал, оставьте себе.
– Спасибо. Но нет, спасибо.
Она повернулась, чтобы уйти.
Его пальцы крепко обхватили ее запястье. Он уставился на нее в упор. И взгляд его больше не был отсутствующим. Как будто он нашел одно из потерянных весел и знал теперь, куда плыть.
– Мисс, – сказал он тихо, – идеальная женщина вполне может быть похожа на вас.
– Что ж, удачи. Я штучный товар.
Он всего лишь смотрел на нее, но Хэдли казалось, что ее раздевают. Его лицо на глазах преобразилось, разгладилось, озарилось, словно он нашел решение какой-то таинственной задачи. Она чувствовала, что это связано с ней, но… каким образом?
Он взглянул на часы.
– О… Вы ошибаетесь. Речь не обо мне, то есть это не то, что вы подумали. Мисс… Хотите заработать эти двести долларов в обмен на одну услугу?
– Мама учила меня остерегаться нью-йоркских волков, – отпарировала она назидательно и дерзко.
Он привстал, словно вдруг заторопившись.
– Послушайте, прелестная Красная Шапочка, я правда думаю, что вы можете мне помочь. Позвольте, я вам объясню.
Отчеканив решительное «нет», Хэдли отошла от столика.
– Сигары, спички…
– Ты, конечно, знаешь, кто этот сумрачный красавец? – шепнула ей на ухо Ванда двадцать секунд спустя. Сделав вид, будто поправляет ремни подноса, она незаметно покосилась на упомянутого красавца.
– Кларк Гейбл?
– Тц-тц. Не строй из себя Скарлетт. Я про парня, которого ты сейчас отшила. Он здесь завсегдатай.
Хэдли равнодушно поджала губы: понятия не имею.
