Я разбудил ее. Сказал, что скоро должна вернуться с работы мама, Нина встала и оделась. Мы вышли из дома, и в колбасном магазине я купил два мороженых. 3 евро 50 центов. Мы съели их, сидя на станции.
– Не надумывай себе всякого, – попросила она.
– О’кей, – ответил я.
– Думай просто, что это опыт, который я должна получить, а не какие-то кардинальные перемены.
– О’кей, – сказал я.
Кто-то ходил по платформе вдоль железнодорожных путей, кто-то курил. Мы ели мороженое.
Мне пришлось приложить усилие, чтобы попрощаться с ней, поцеловать, перед тем как она зашла в вагон, но я это сделал. Потом вернулся домой и помыл посуду. Вытер насухо и позвонил Русскому, спросил, не хочет ли он встретиться, чтобы выпить и поболтать немного. Он ответил, что встречается с Сарой и что перезвонит мне в конце недели, чтобы организовать встречу.
Я открыл книгу и прочитал несколько страниц, но не испытал никакого удовольствия. Перечитал рассказ, который начал писать раньше, а потом оставил «отлежаться», но почти сразу заскучал и даже испытал легкую неприязнь, но не в отношении рассказа, а в отношении самого себя, человека, который в тридцать лет все еще мается такой ерундой, вместо того чтобы зарабатывать на хлеб.
Я надел куртку и вернулся на станцию. Подождал поезд.
Вышел в центре и взял большую бутылку «Перони», потому что погода поменялась, стало теплее, и теперь можно было с комфортом сидеть с большой бутылкой пива в руке. Я поразмыслил над собственной теорией, что осенью и весной, когда на улице тепло, хорошо идет большая бутылка «Перони», но зимой, когда на улице холодно, и бутылка в руке покрывается изморосью, и летом, когда на улице жарко, а от жары пиво быстро превращается в бульон, лучше идет «Перони» в маленькой бутылке.
Я немного прогулялся с пивом в руке, ни о чем не думая, не обращая внимания, куда иду. Большая бутылка «Перони» закончилась, я взял другую. Не потому что мне нравилось, просто чтобы не оставаться с собой один на один.
Люди, которых я встречал на улице, болтали – кто друг с другом, кто по телефону. Некоторые сидели на площади, другие за столиками в баре. Я шел один, и мне казалось, что всю жизнь я только и делаю, что иду куда-то в одиночестве. Дошел до моря, дальше идти было некуда, и я почувствовал себя загнанным в угол. Оно было там, передо мной, неподвижное, огромное. Я подумал, что для многих людей город у моря ассоциируется с идеей бесконечности, потому что море дарит им, пусть даже на довольно примитивном уровне, возможность сбежать. У меня таких ассоциаций не было. Я подумал, что шел и шел, а город вдруг закончился, и со мной ничего не случилось, только дальше идти некуда, а потом я вспомнил, что на флоте мне нравилось смотреть на море и думать, что там, за горизонтом, независимо от того, где я сейчас, там был Неаполь.
В 4. 45 утра я открыл глаза и больше не смог заснуть.
Вдруг занервничал, завозился в кровати. Лежал, но вместе этого хотелось вскочить, чтобы иметь возможность защититься. Одно слово, всего одно слово, ужасное слово, гремело в моей голове: Барселона.
Шесть месяцев я работал на корабле, который раз в неделю приставал там к берегу, и я вынужден был бродить по совершенно неинтересному для себя городу, в то время как больше всего на свете я хотел вернуться домой, вот почему я стал ненавидеть это место. Потом, узнав город получше, стал ненавидеть его и по другим причинам. Из-за его пустоты, апатии, глупого гедонизма, я стал думать, что какими-то своими чертами он очень похож на Неаполь, но не мог ненавидеть Неаполь, потому что уже решил любить его, поэтому стал ненавидеть Барселону, ненавидеть вдвойне. Я и себя тоже ненавидел – за свое неумение быть в одиночестве, остаться на корабле и спать, вместо того чтобы гоняться за иллюзией жизни.
Мы приплывали в воскресенье вечером, смертельно уставшие, после недели работы. Наши тела больше чем из плоти и крови, состояли из проклятий. Мы глушили моторы, и в иллюминаторе, за темнотой порта, рассыпались огни города, карабкающиеся на холм. Я смотрел на них, и каждый раз соглашался сойти на берег, и добрая половина экипажа решала так же. Некоторые уезжали на такси в казино, а потом, проиграв все, возвращались пешком. Другие шли поужинать, кто-то отправлялся по шлюхам. Я в одиночестве шел пить джин-тоник по два евро в бар к румынам, где играла румынская музыка и по стенам висели румынские флаги.
– Я знал одного типа, который рассказал мне об этой дискотеке, – сказал мне как-то третий помощник капитана, сицилиец, когда я сидел в своей каюте за компьютером.
Мы сошли на берег втроем, я, он и кок. Скинулись на такси и поехали в Барселону.
Там было много дискотек с дерьмовой музыкой. Повсюду разгуливали голые женщины, и я подумал, что хотя бы в плане зрелищ мы выбрали правильное место, настоящая отрада для глаз.
На входе нам нацепили на руки бумажные браслеты, и как только мы вошли, то сразу встали в очередь к бару. Оглушительно гремела музыка, странный свет. Несколько женщин танцевали нагишом на тумбах, а мужчины в солнечных очках с цветной оправой крутились рядом с ними.
Я взял стакан и вышел покурить, потому что не умел танцевать, и к тому же задняя дверь дискотеки выходила на пляж.
Я шел медленно, не торопясь, чтобы убить время. Подошел к воде, музыка стала тише, почти растворилась в воздухе, но не исчезла совсем. Я смотрел в темноту и чувствовал себя глупо, потому что был здесь. Вернулся внутрь. Остановился на веранде, где можно было курить. Стоял там, погрузившись в собственные мысли, ощущая легкое неудобство. Очень высокая блондинка, выше меня, с длиннющими ногами, в черном платье, открывающем соски, остановилась передо мной. На ней были открытые туфли серебристого цвета на высоком каблуке, пальцы ног были восхитительны, как и все остальное. Она посмотрела на меня, и я почувствовал, что замерзаю. Она заговорила со мной, а я не был готов. Она заговорила на английском, и я почувствовал себя странно, потому что в Испании никто не говорит с тобой по-английски. Я сложил два и два и подумал, что, наверное, это шлюха, которая берет 300 евро в час.
Она спросила, чем я занимаюсь, что делаю тут, весело ли мне; я же внимательно рассматривал ее длинные ноги. Блондинка попросила купить ей выпить, и я спросил, откуда она.
– Болгария, – ответила она, пока кок и помощник капитана, за ее спиной, подбадривали меня жестами.
В какой-то момент я уверился в том, что она шлюха и они подослали ее, чтобы поиздеваться надо мной или что-то в этом роде. Стоял неподвижно, держа руки в карманах. Нам с девушкой не о чем было говорить, поэтому она попросила меня не расстраиваться, взяла за руку, погладила. Улыбнулась мне.
– Do you wanna fuck with me? – спросила она очень непринужденно и наивно, почти с нежностью.
Я почувствовал смущение, потому что она приняла меня за своего потенциального клиента, а я никому никогда не платил за занятие любовью.
Я отобрал у нее свою руку и уже обеими стал ощупывать боковые и задние карманы джинсов, делая вид, что ищу кошелек. Изобразил на лице сожаление, потом отрицательно покачал головой.
