Я чувствовал волнение, потому что впервые остался с ней наедине, в одной комнате, да еще и с кроватью.
– Мне надо в ванну, – сказала Нина, и я вернулся к окну, стал смотреть вниз, на улицу, таращился на вывеску.
Нина вошла в комнату, и мы посмотрели друг на друга. Не говоря ни слова, встретились на середине пути, перед кроватью, и поцеловались. Несколько секунд спустя волнение исчезло, и я решил выложить на стол все карты. Наклонился, не переставая ее целовать, чтобы проверить, не хочет ли она лечь на кровать, и Нина тоже наклонилась, потому что хотела.
Мы придвинулись ближе друг к другу. Я положил ей руку на грудь, она не возражала. Бюстгальтера на ней не было. Я сжал ее грудь, она не возражала. Я стащил с нее свитер, и она стащила мой. Расстегнула мой ремень, пока я вслепую пытался нашарить кровать. Простыни были белоснежные, очень чистые, особенно на контрасте с нашей кожей и той одеждой, которая еще оставалась на нас. Я стянул обувь, носки и штаны. Потом проделал то же самое для Нины. Она опустила голову на подушки, и волосы расплескались по сторонам, как будто она погрузила голову под воду. Я подумал, что не помню, были ли у нее накрашены губы, но теперь точно нет. Я снял свои трусы, потом ее. Поцеловал ее в пупок, коснулся его кончиком языка, и Нина притянула меня вверх, к губам. Я поцеловал ее. Мой член коснулся ее кожи. Я попробовал направить его, не используя руки, почти случайно, как будто все происходило не по моему желанию, а по велению судьбы, но Нина дотронулась до него, потом поднесла эту же руку к лицу и плюнула в ладонь.
В этот самый момент все эротические образы, которые я копил всю жизнь, все образы, которые составляли и пропитывали меня – кости, мускулы, душу, – сопровождали меня и делали меня мной, все они навсегда исчезли.
Нина сжала мой член и смазала слюной. Засунула его в себя, я стал двигаться и поцеловал ее. Медленно, но постепенно ускоряясь, потому что она тоже двигалась. Она укусила меня за ухо, потом за губу. Я двигался, вперед и назад и старался держаться на расстоянии, только чтобы рассмотреть ее получше. Хотел рассмотреть ее хорошенько, чтобы потом вспоминать, когда жизнь изменится и я ей больше не буду нравиться. Когда я почувствовал, что скоро кончу, мои руки упирались в подушки по обеим сторонам от ее головы, поверх волос. Я отстранился и свалился на бок, потом перекатился на спину. Лежал на спине с закрытыми глазами. А когда открыл их снова, голова Нины была повернута в другую сторону, к окну. Она протянула руку к моим губам, я поцеловал ее руку, Нина повернулась и поцеловала меня. Я встал с кровати и натянул туфли, без носков. Чувствовал себя не в своей тарелке и хотел побыстрее со всем покончить. Зашел в ванную комнату умыться. Вернулся и поставил рулон туалетной бумаги на пол. Снял ботинки и растянулся под простыней рядом с Ниной. Положил голову ей на грудь. Она отодвинулась, взяла сигареты и зажигалку из сумки.
Мы курили в постели, на белых простынях, как в фильме. Потом выбросили окурки в ящик тумбочки.
– Итак, тебе нравится Рим? – спросила она и засмеялась.
– Теперь да, – ответил я, и она поцеловала меня в лоб.
– У тебя ужасные татуировки, но все равно симпатичные, – сказала она.
Потом Нина дотронулась до изображения женщины у меня на руке. Она сосредоточилась только на этой татуировке; у меня были и другие, но она рассматривала только эту.
Я набил ее в понедельник утром в Барселоне: я был немного пьян, и мне это показалось хорошей идеей. На женщине были красные туфли на каблуках и чулки на резинках. У нее была красивая грудь, одну руку она держала между ног, волосы закрывали лицо.
– Она делает то, о чем я думаю? – спросила Нина.
– Кто ж знает? – улыбнулся я.
Номер был белый, мебель из светлого дерева, с красноватым оттенком.
– Я хочу в душ, – сказала Нина.
– Если пойдешь, постели там полотенце, можно даже мокрое.
– Зачем?
– Чтобы не подхватить грибок.
– У меня будут уродливые ноги?
– Да.
– Это опасно?
– Нет. Только чешется.
– Не хочу, чтобы у меня были уродливые ноги, – сказала она и вытянула ноги поверх простыни, одну рядом с другой. Большие пальцы соприкасались, свет от люстры блестел на красном лаке. Лак на ногах был красным, а на руках черным. Мне очень нравилась эта разница, это противоречие.
– У тебя прекрасные ноги, – сказал я.
– А икры?
– Прекрасные.
– И ступни тоже красивые?
– Прекрасные. Я хотел бы их поцеловать.
– А я хотела бы, чтобы ты это сделал.
Я приподнялся и переместился на другой край кровати. Начал целовать ее ступни, но она пошевелила ногами, и я вспомнил об икрах, бедрах и других частях. Целовал их и понемногу продвигался выше, потом провел по ее ноге языком, сладко и вдумчиво, и Нина не возражала, только вздохнула. Я стал продвигаться выше, лизнул ее живот, потом соски, сжал их пальцами. Поцеловал ее, и мы снова занялись любовью, и в этот раз все было по-другому, потому что Нина быстро двигалась, а я старался сдержать ее, но на самом деле не старался, потому что перестал думать. Сначала она была сверху, потом я перевернул ее и положил на живот. Она тяжело дышала, уткнувшись в подушки. Я приподнял ее ягодицы, и мы продолжили активнее. Я положил ей руку на спину, потом на голову, зарыл ладонь в волосы, утопил ее голову в подушках. Я кончил ей на ягодицы. Осторожно вытер туалетной бумагой.
– Ты снова была великолепна, – сказал я, когда все закончилось.
Мы лежали, растянувшись на кровати, и какое-то время молчали. Я пытался восстановить дыхание и мог думать только о том, как она великолепна. Лучшее, что я когда-либо встречал. Не просто женщина и даже не самая красивая женщина на планете, а самое красивое создание, которое я когда-либо видел.
Мы помылись и вышли на улицу. Поели в «Макдональдсе» на вокзале.
Рядом с нашим столом сидела пара и ссорилась. У женщины была татуировка на тыльной стороне руки и несчастный вид. У мужчины была ужасная прическа.
Мы зашли в бар, там были музыка и много народа. Нина взяла «Маргариту», а я джин с тоником. Мы выпили за барной стойкой. Смотрели по сторонам и молчали в эпицентре шума. Вышли покурить, потом я взял еще джин с тоником, и мы вернулись в гостиницу.
– Почищу зубы, – сказал я перед тем, как зайти в ванну.
Посмотрел в зеркало, и мне показалось, что у меня уставшие глаза и лицо разломано, разбито надвое.
Я открыл дверь. В комнате было темно, на кровать падал свет от вывески за окном, Нина стояла на коленях на кровати, прижимаясь лицом к простыне и положив руку на обнаженные ягодицы. Из одежды на ней был только свитер. Я подошел и подвинул ее. Поцеловал. Снова пригнулся и лизнул ей ноги, икры – все.
– Давай еще раз, – попросила она.
