Команда дезактивации облачилась в скафандры сразу же, как только здание покинули солдаты. Уже стемнело, но Джин Джонсон так боялся лихорадки Эбола, что не хотел оставлять здание нетронутым на ночь.
Команду возглавлял Мерл Гибсон. Он надел скафандр и осмотрел здание, чтобы понять, что нужно сделать. Комнаты и коридоры были залиты кровью и завалены медицинскими упаковками. Обезьяньи галеты валялись повсюду и хрустели под ногами. Обезьяньи экскременты петлями лежали на полу, линиями извивались по стенам и отпечатывались в форме маленьких рук. У него была щетка и ведро с отбеливателем, и он пытался отскрести стену.
Потом он вызвал Джина по рации.
– ДЖИН, ЭТО ДЕРЬМО, КАК ЦЕМЕНТ, ОНО НЕ ОТМЫВАЕТСЯ.
– Делайте то, что считаете нужным. Нам приказано очистить это место.
– МЫ ПОПРОБУЕМ СКОЛОТЬ ЕГО, – сказал Гибсон.
На следующий день они отправились в скобяную лавку и купили мастерки и шпатели для шпатлевки, и команда дезактивации принялась за работу по откалыванию помета со стен и пола. Они чуть не задохнулись от жары внутри скафандров.
Милтона Франтига, человека, которого вырвало на лужайку, уже несколько дней держали в изоляции в больнице Фэрфакса. Он чувствовал себя гораздо лучше, лихорадка прошла, кровотечения из носа не было, и он начал беспокоиться. Очевидно, у него не было лихорадки Эбола. Во всяком случае, в анализах крови ее не обнаружили. Очевидно, у него был легкий грипп. В конце концов ему сказали, что он может идти домой.
На 19-й день после инцидента с обнюхиванием, так и не столкнувшись с кровотечением из носа, Питер Ярлинг и Том Гейсберт начали считать себя точно выжившими. Тот факт, что у Дэна Дальгарда и рабочих из обезьянника до сих пор не проявилось никаких признаков заражения Эболой, также успокоил их, хотя это было очень странно. Что, черт возьми, происходит с этим вирусом? Он убивал обезьян, как мух, вирус вытекал у них из каждой поры, но ни один человек не пострадал. Если вирус не был заирской лихорадкой Эбола, то что же это было? И откуда он взялся? Ярлинг полагал, что он, должно быть, прибыл из Африки. В конце концов, кровь сестры Майинги реагировала на него. Поэтому вирус должен быть тесно связан с заирским эболавирусом. Он вел себя как вымышленный штамм Андромеды. Как только мы подумали, что наступил конец света, вирус исчез, и мы выжили.
CDC сосредоточили свои усилия на попытке проследить источник вируса, и след в конечном счете привел обратно к Ферлит-Фармс – хранилищу обезьян близ Манилы. Все обезьяны Рестона были привезены оттуда. Это место было промежуточной станцией во время их путешествия из лесов Минданао в Вашингтон. Исследователи обнаружили, что обезьяны там тоже умирали в большом количестве. Но, похоже, ни один филиппинский рабочий не заболел. Если это африканский вирус, то что он делает на Филиппинах? И почему смотрители обезьян не умирают? И все же вирус был способен уничтожить обезьяну. Здесь происходило что-то очень странное. Природа, казалось, приблизилась к нам, чтобы убить, но вдруг отвернулась и улыбнулась. Это была улыбка Моны Лизы, значение которой никто не мог понять.
18 декабря, понедельник
Команда дезактивации отмывала здание отбеливателем, пока не сняла краску с бетонных полов, и все равно они продолжали отскребать. Убедившись, что все внутренние поверхности здания очищены, они перешли к последней стадии – газу. Команда заклеила наружные двери, окна и вентиляционные отверстия здания серебряной клейкой лентой. Заклеила пластырем наружные отверстия вентиляционной системы. Здание было загерметизировано. В разных местах внутри обезьянника они разложили клочки бумаги, пропитанные спорами безвредной бактерии, известной как Bacillus Subtilis Niger, или сенная палочка. Эти споры очень трудно убить. Считается, что дезинфекция, убивающая сенную палочку, убивает практически все.
Команда дезактивации привезла в обезьянник 39 электрических жаровен Sunbeam. Армия использует их для работ по дезинфекции. Команда проложила по полу всего здания электрический кабель с розетками, похожий на шнур для рождественской елочной гирлянды. К точкам, расположенным вдоль кабеля, подключили жаровни. Кабель подсоединили к главному выключателю. В каждую жаровню бросили горсть дезинфицирующих кристаллов. Белые кристаллы напоминали соль. На жаровнях установили максимальную температуру. В 18:00 18 декабря кто-то повернул главный выключатель, и жаровни начали нагреваться. Кристаллы закипели, выделяя газообразный формальдегид. Поскольку двери, окна и вентиляционные отверстия здания были заклеены скотчем, газу некуда было деваться, и он оставался внутри здания в течение трех дней. Газ проникал в воздуховоды, пропитывал кабинеты, пробирался в ящики столов, затекал в точилки для карандашей в ящиках. Он попадал в ксероксы, забирался внутрь персональных компьютеров и подушек кресел, скользил по водосточным трубам, пока не натыкался на лужицы старого отбеливателя в водяных ловушках. Наконец команда дезактивации, все еще одетая в скафандры, вернулась в здание и собрала образцы спор. Лечение жаровнями убило сенную палочку.
С работой по ликвидации биологической опасности связана старая мудрость, которая гласит: никогда нельзя быть уверенным, что жизнь уничтожена. Жизнь переживет практически любую атаку. На практике достичь полной, однозначной стерилизации чрезвычайно трудно, и проверить ее практически невозможно. Однако пикник с жаровнями Sunbeam, который длится три дня и уничтожает все образцы Bacillus Subtilis Niger, подразумевает успех. Обезьянник был стерилизован. Эбола встретила сопротивление. На короткое время, пока жизнь не восстановилась, Рестонское карантинное отделение для приматов было единственным зданием в мире, где не было ничего живого – вообще ничего.
Январь 1990 года
Самый опасный штамм
Штамм вируса Эбола, который вырвался близ Вашингтона, спрятался где-то в тропическом лесу. Цикл продолжался. Если вирус хочет продолжать существовать, он должен продолжать цикл. Армия, удостоверившись в том, что обезьянник зачищен, вернула его во владение компании «Хэзлтон Рисерч Продактс». «Хэзлтон» снова начал покупать обезьян с Филиппин, из того же обезьянника близ Манилы, и заселил здание макаками-крабоедами, пойманными в тропических лесах Минданао. Меньше чем через месяц, в середине января, некоторые обезьяны в комнате C начали умирать с окровавленными носами. Дэн Дальгард позвонил Питеру Ярлингу.
– Похоже, мы снова пострадали, – сказал он.
Это был вирус Эбола. Он пришел с Филиппин. На этот раз, поскольку во время первой вспышки не было человеческих жертв, армия, CDC и «Хэзлтон» совместно решили изолировать обезьян: оставить их в покое и дать вирусу сгореть самому. Дэн Дальгард надеялся спасти хотя бы часть обезьян, и его компания не хотела, чтобы армия в скафандрах вернулась.
То, что происходило в этом здании, было своего рода экспериментом. Теперь они увидят, что Эбола может естественным образом сделать с популяцией обезьян, живущих в замкнутом воздушном пространстве, в своего рода городе. Рестонский эболавирус быстро перескакивал из комнаты в комнату, и по мере расцветания у обезьян он, казалось, спонтанно мутировал в нечто, очень похожее на обычную простуду. Но это была лихорадка Эбола. Обезьяны умирали с большим количеством прозрачной и зеленой слизи, вытекающей из носа, смешанной с кровью, которая не сворачивалась. Их легкие были разрушены, сгнили и наполнились вирусом Эбола. У них была пневмония. Когда в комнате появлялось одно-единственное животное с кровотечением из носа, то, как правило, вскоре после этого в комнате умирали 80 % животных. Вирус у обезьян был чрезвычайно заразен. Ученые Института заподозрили, что перед ними мутантный штамм вируса Эбола, нечто новое и немного отличающееся от того, что они видели всего месяц назад, в декабре, когда армия сбросила атомную бомбу на обезьянник. Это было страшно – как будто Эбола могла быстро изменить свой характер и стать похожей на грипп. Как будто через месяц может появиться другой штамм. Клинические симптомы заболевания послужили напоминанием о том, что Эбола связана с определенным видом простудных заболеваний, наблюдаемых у детей. Казалось, что вирус может быстро адаптироваться к новому хозяину и что он может быстро изменить свой характер, когда входит в новую популяцию.
