Я поискала в толпе Дарси. Когда мы виделись последний раз – примерно три недели назад, – он показал мне черную перьевую ручку и обращался с ней так бережно, будто это слепой новорожденный мышонок. Снял колпачок и показал блестящее золотистое перо.
– Это моя особая ручка, – сообщил он. Я приметила румянец у него на лице и поняла, что со мной поделились секретом.
– А почему она особая? – спросила я, внимательно глядя на Дарси.
– Ладно, скажу, – решился он и задержал дыхание. – Мне ее подарила одна девушка.
– Ваша девушка? У вас есть девушка?
Родители запрещали Дарси встречаться, что, как и многие правила в Китае, лишь заставляло скрывать незаконное поведение. Парочка могла условиться о встрече по СМС на запрещенных им телефонах и проникнуть в общежитие друг к другу после учебы.
Помахивая блестящей ручкой, Дарси сказал:
– Этой я напишу свое имя, а остальной экзамен буду писать обычной. – Он подержал инструмент в руках еще немного, и лицо юноши на миг сделалось безмятежным.
В месте проведения экзамена процессия юношей и девушек несла с собой прозрачные пакеты на застежке, где лежали карандаши и ластики – амуниция для грядущего марафона, который продлится два дня. Я наблюдала, как они входят в школу, и мне подумалось, что у некоторых из этих детей есть преимущества, какие случайный зевака и не заподозрит. Дарси прошел «собеседование» в Университет Цзяотун, поэтому ему нужно было набрать проходной балл первого уровня, и учебное место – его. Это отчасти объясняло его спокойствие: если не брать в расчет катастрофический провал, у Дарси, скорее всего, получится. Его подруге, историку по специальности, которую учителя никакими привилегиями не наделили, придется «экзаменоваться до упора», сообщил Дарси.
Родители напирали, охранник противостоял.
– Цзяю! Поддай! – начала скандировать толпа вслед детям, что делались все меньше и вскоре исчезали в недрах школы. – Не нервничай. Не спеши. Проверяй ответы, – наставляла группа учителей, прибывших поддержать своих подопечных.
Пока я искала Дарси, ко мне подошел охранник.
– Колесо фортуны, – сказал он, глядя в мое встревоженное лицо.
– Что, простите? – переспросила я.
– Колесо фортуны. В ваших руках. Не волнуйтесь, ваш ребенок сдаст хорошо, – заверил он меня. Я, что ли, выгляжу такой старой, что у меня может быть ребенок-подросток?
В 8:38 Дарси вылез из толпы. Он беспечно улыбался, на щеках ямочки. Я смотрела, как он продирается ко входу в школу. На пробных экзаменах он набрал положенные баллы с большим запасом. Мальчишка, шедший рядом с ним, такого спокойствия не являл: шагнув за ворота, он развернулся кругом, запаниковав.
– У меня нет воды! – завопил он куда-то в толпу, где стояли его родители. Публика сострадательно всколыхнулась. Это мог быть чей угодно ребенок, и кто-то протянул ему запасную бутылку, чтобы мальчик продолжил путь.
Постепенно поток студентов поредел, и охранник глянул на часы.
– Девять ноль-ноль, – объявил он. – Они начали.
Толпа несколько мгновений поколебалась, а затем начала распадаться, впитываться в лавки вдоль улицы или двигаться в сторону полицейских заграждений и далее, на главную улицу.
Родители, бабушки, дедушки и учителя тоже добрались до конца пути. Оставалось лишь ждать.
Через девятнадцать дней ровно в восемь вечера Дарси залогинился в компьютере, пока его родители сидели в соседней комнате, ненавязчиво подслушивая.
Курсор на экране мигнул раз-другой, а затем показался результат – 474 из 600 возможных баллов. Для абитуриентов, собравшихся учить физику, химию и биологию, проходной балл первоклассных университетов в том году составлял 423. Дарси проходил с запасом в 51 балл.
Через десять минут прилетело СМС от его девушки – с единственным числом: 449.
– Чуточку впритык, – оценил Дарси, – но сойдет.
Через неделю я повидалась с Дарси и выяснила, что его жизнь вовсе не даньдяо – не однообразна. Гаокао сдан. Отец купил ему айфон. Дарси учится водить машину. На горизонте маячит поездка с лучшим другом. Дарси добыл работу уборщика посуды в баре, популярном среди экспатриантов, – чтобы поближе знакомиться с иностранцами.
Тут для него открылся совершенно иной мир. После первой смены он поделился со мной историями об американцах, которые тратили по пятнадцать долларов за коктейль, о немцах, красивших лица в красный, желтый и черный (шел сезон чемпионата мира по футболу), а сидели все так свободно, что старшему и самому важному человеку в компании не нужно было устраиваться во главе стола.
– Все так оживленно, – сказал Дарси с улыбкой. – В Америке общительные люди, наверное, более интересны окружающим.
С этим пониманием он взялся разрабатывать план, как изменить свое поведение.
– Надо быть контактнее, – постановил он.
Но отец вскоре вмешался в его планы и потребовал, чтобы Дарси немедленно бросил работу в баре. Дарси бурлил разочарованием.
– Отец сказал, что мне надо беречь силы для колледжа.
Официальное письмо о приеме прибыло из Университета Цзяотун. «Дорога в тысячу миль начинается с первого шага» – такова была первая строка. Дарси дотянул до большой образовательной вехи, но уже вглядывался в следующую гору.
* * *
Аманда поступила в один из самых престижных американских университетов, прославленных своими нобелевскими лауреатами и математическими умниками с Филдсовскими премиями.
Я ожидала грандиозного ликования, но увидела лишь подростковое уныние и неуверенность. Мама Аманды проходила лечение на третьей стадии рака: ее диагностировали, пока Аманда училась за рубежом в старших классах. Семья прятала эту новость до возвращения Аманды в Китай – почти целый год: учеба важнее правды.
И все же не мамина болезнь угнетала девушку, а отношения с родителями.
Аманда расклеилась на нашей следующей встрече.
– У меня такое чувство, будто все последние десять лет я занималась исключительно тем, что старалась порадовать родителей, воздать им, – объяснила она, утирая слезы. – Я была частью матери, а теперь мне нужно быть отдельной личностью.
Ее слезы – знак внезапного осознания: она поняла, что родители и не собирались ее никуда отпускать. Пуповина, которая, как Аманде казалось, порвется, когда придет время отправляться в колледж, похоже, просто растянется до самых Соединенных Штатов. Родители Аманды желали получать ежедневные текстовые отчеты и телефонные доклады и жестко вмешивались в выбор ее специальности и дальнейшей карьеры. Я вспомнила о ссорах, которые вела с отцом перед отбытием в колледж: я ли хозяйка собственной жизни, или отцу ею распоряжаться?
– Но они же целый год не смогут до вас дотянуться! – возразила я, пытаясь приободрить ее. – Вы действительно собираетесь слать им ежедневные сообщения? Вы не обязаны… совсем не обязаны!
