– Не усомнятся ли учащиеся в некоторых элементах своего образования, если им позволят мыслить чересчур свободно? Не сочтет ли руководство эту тенденцию опасной? – спросила я.
Се настаивал на разговоре по-английски и сделался на своем втором языке болтлив и велеречив.
– Верховное руководство стремится развивать у учащихся критическое мышление в области физики, математики, химии, биологии и тому подобном, – признал он, – но не в сферах политики, нравственности и религии.
Не в сферах политики, нравственности и религии.
Флаг в классе определяет параметры общества: перемены – дело хорошее, покуда четыре желтые звезды – китайский народ – крепко сидят на орбите большой желтой звезды. Самых выдающихся студентов ждет официальное членство в Коммунистической партии, и долгий процесс подготовки начинается у школьника сызмальства.
Началась она и у Рэйни и его одногруппников в «Сун Цин Лин».
– Я на этой неделе чжижишэн – дежурный! – объявил Рэйни как-то раз, скача по гостиной.
– Что это означает, Рэйни? – спросила я; не начало ли это его Красного пути?
– Я буду раскладывать рис по тарелкам в обед, – ответил он. – Буду поливать клубнику, фасоль и морковь. Кормить гусениц в классе. А еще объявлять, когда детям можно идти играть на улицу после того, как они закончат утренний перекус.
Учителя начинают ротацию учащихся на этом посту дежурного уже с детсада. Цель тут тройственная: у учителя возникает помощник по классным делам, воспитанники учатся служить общине, а одногруппники запоминают, насколько хорошо дежурный всем помогает. Это оказывается полезным, когда приходит время выборов старосты группы; в начальной, средней и старшей школе этот пост дает ученику полномочия и возможности, в том числе и обязанность одергивать сверстников и работать в тесной сцепке со школьным руководством.
Затея с таким вот наделением отдельного ребенка властью над однокашниками не нравилась мне никогда, но в садике подобная практика начинается невинно. Наставницы Рэйни проводили игрушечные выборы старосты группы, и нашего сына на первых выборах обскакала общительная девочка по имени Ляньпэн. Голосовали строем, и учительница Сун выслала в WeChat фотоснимок торжества победительницы: Рэйни и Ляньпэн стоят рядом, а за обоими вьются длинным строем их одногруппники.
Тыкая пальцем в экран, я пересчитала головы: десять детей стояли за Рэйни и тринадцать – за Ляньпэн.
Рэйни отстал на три головы. Сын не пал духом и тут же принялся строить стратегию своей следующей кампании.
– У Ляньпэн была хорошая речь, – чирикнул Рэйни невозмутимо. – Ляньпэн сказала много и лучше, и было еще всякое.
Через несколько выборных периодов Рэйни наконец выиграл с опережением в четыре очка.
– Мам, хочешь послушать мою речь? – предложил он, усаживаясь перед телевизором, старательно выговаривая слова на мандарине. Каждый раз, когда забывал строчку, смотрел вверх, словно бы ожидая, что слова, как дождь, упадут ему в рот:
Уважаемые учителя и товарищи, я хочу быть вашим старостой. Я буду служить всем. Если у кого-то трудности, я помогу их разрешить. Если кто-то поранится, я скажу учителю, чтобы позвал на помощь… Пожалуйста, голосуйте за меня.
– Прекрасная речь, Рэйни, – сказала я. – Думаю, на этот раз тут достаточно много всякого, да?
– Да, – просиял он. – Я сказал много всякого.
В ту неделю его место в вертикали власти не вызывало сомнений.
– Раз я староста, мне решать, кто будет дежурить, – сообщил Рэйни. У него на рубашке красовалась бляха, и он расхаживал по гостиной под музыку, слышную ему одному.
Не то же самое проделывал президент Си Цзиньпин, когда был маленьким? «Это все игры», – успокаивала я себя.
Я беспокоилась, а учительница Сун – ликовала. «Дети трудятся серьезно и качественно, а если им удается навести порядок, когда они дежурят, они становятся „маленькими учителями“, – разливалась она в «Книге детского развития». – Таким образом, эта деятельность способна не только исправить скверное поведение у детей в раннем возрасте, но и закрепить в них стремление помогать другим в группе. Что называется, разом убить двух зайцев».
Взращивание продолжается в начальной школе, где всем детям рекомендуется вступать в ряды пионерии, чьи заветы велят пионерам «следовать указаниям Партии» и «становиться последователями дела Коммунизма». В четырнадцать все совсем серьезно: по благословению двух членов Коммунистического союза молодежи Китая учащимся можно подавать заявку на вступление в комсомол – это нечто вроде школы «для молодежи, где их просвещают о социализме с китайскими особенностями и о коммунизме, а также дают возможность служить помощниками и резервистами Партии», как сообщает конституция Союза. (И премьер-министр Ли Кэцян, и бывший президент Ху Дзиньтао до своих постов выросли из китайского Комсомола.)
Ныне в Комсомоле Китая почти девяносто миллионов членов и восемьдесят девять миллионов – в само́й Партии.
Дарси, мой юный друг-школьник из Шанхая, планировал вступить в партию к восемнадцати годам.
В семнадцать Дарси – уже из избранных.
– Я цзицзифэньцзы – и мой план уже в действии, – сказал он мне, применив понятие, которое означает «ревнитель» или «энтузиаст» – а также и партийный статус. К первому году в старших классах учителя поручились за него, и его избрали для дальнейшего: он уже прошел обряды посвящения, посетил специальные занятия и написал доклады, восхваляющие Партию. Подобное приглашение получили лишь трое из четырехсот учащихся в его школьной параллели.
Он показал мне письмо, которое сочинил в поддержку своей заявке. Заголовок гласил: «Вперед по Красному пути».
Они храбрецы, ни война, ни беда не преграда.
Они – впереди, головы твоей не щадя.
Они мудрецы, они новый Китай нам провидят.
Они Красным путем шагают вперед, коммунисты!
Список достижений Дарси явил мне выдающегося пионера с правильным для службы Комсомолу воспитанием – член дисциплинарного совета, контролер дисциплины, зампредседателя отряда, – и юноша подытожил, что желал бы трудиться на благо долгого будущего Коммунистической партии: «Я встаю на Красный путь, за мной старшее поколение революционеров, и мы постараемся не отставать, перенять эстафету, преодолеть все преграды, чтобы Красный путь ширился и длился!»
Я глазела в это невинное лицо подростка, попивавшего кофе напротив меня. На Дарси были тренировочная курточка «Адидас» и кроссовки «Найки» – таков, видимо, в наши дни костюм будущего коммунистического вождя.
– Вы верите во все, что написали? – спросила я, теребя листок.
Дарси примолк.
– Да, верю, – сказал он и кивнул, мотнув челкой.
Когда мы познакомились поближе, Дом Коммунизма у Дарси не выдержал пристального осмотра и рухнул.
