– Да, но в престижные школы экзамены есть все равно, – сказала учительница Сун, посмотрев на меня изумленно. – Это важно, поскольку лучшие старшие школы – часть системы и вступление на верный путь начинается с начальных классов. – Так же рассуждал и Грегори Яо, одержимый факультативами папаша, засунувший малолетнюю дочку на занятия в «ранний MBA».
Я глядела на учительницу и переваривала первую догадку: на своих занятиях Сун несколько отклоняется от Белой библии, которую она пропагандировала на нашем стартовом родительском собрании. Но как – в этой культуре, в этой системе?
Отношения у нас с Сун сложились легкие. Учительница Чэнь с предыдущего года считала, что иностранца нужно перевоспитывать, а вот Сун смогла разглядеть больше особенностей моего существования в Китае.
– На вид вы – как «мы, китайцы», – однажды сказала она мне оторопело, кивая моему мандарину с иностранным акцентом.
– Я – как «вы, китайцы», только американка, – поддержала ее я. – Мои родители – китайцы, но эмигрировали в Америку, еще молодыми.
– Чжидаолэ – понимаю, – кивая, сказала Сун.
В День учителя я решила подарить ей кошелек «Кауч», желая дать нашим отношениям здоровый зачин. Рэйни нарисовал на куске картона динозавра, и я сунула его рукоделие в кошелек. Учительница Сун обозрела подношение – маленькое, умещавшееся у меня на ладони, скромно обернутое от чужих глаз белой бумажкой – и решила принять.
Наутро она передумала.
– Дорого, – сказала она мне, вытаскивая сверток из тайника в контейнере для фломастеров. Быстро сунула мне в руку. – Простите, не могу принять.
– Это лишь небольшой символ нашей признательности. Я лично привезла его из Америки. Никаких ввозных налогов! Он не такой уж дорогой, – сказала я. Все по учебнику стратегий вежливости.
– Подари́те подруге или матери, – твердо возразила она, тем самым намекая, что разговор окончен. Пока. Она играла свою роль в «предложи повторно – откажись», и я покивала.
И хотя от моего подарка она отказалась, жест не остался незамеченным, и, согласно протоколу китайского дарения подарков, я постепенно протаптывала дорожку в клуб «своих».
На юзерпике в WeChat Сун сидела на подоконнике, а за нею плескался океан. На коленях у нее девочка, на вид – лет одиннадцати. Как и я, учительница Сун была матерью в Китае, и ей приходилось разбираться в системе. Мы обе пытались нащупать самую верную дорогу.
В день заседания, посвященного подготовительным вопросам, я и еще полторы сотни родителей вошли в актовый зал. На сцене размещались три матери, чьи дети ходили в «Сун Цин Лин» и поступили в школы. Матери облачились по случаю формально и разместились перед микрофонами; особенно остро аудитория встревоженных родителей откликнулась на выступление второго оратора.
– Мир делается все более тесным, и наши дети должны хорошо владеть не только китайским, математикой и английским, но и искусствами и философией, – сказала мамаша родителям. У этой женщины было трое детей, она явно располагала деньгами или связями, позволившими ей обойти закон о единственном ребенке – или же она рожала за рубежом, или платила штрафы. – Нам всем нужен план, приблизительный сценарий развития наших детей. Каковы могут быть потенциальные средние школы после начальной? Или отправить за рубеж? Или лучше получить степень бакалавра в Пекинском университете, университете Фудань или Цзяотун? – спрашивала она, перечисляя элитные заведения страны. – И потом отправлять ребенка за магистерской степенью за границу?
Кто-то из родителей строчил конспект, другие же вперили в «гуру подготовки» видеокамеры.
– Мы все на этом пути, – продолжала мамаша, – не только ради своих детей, но и ради их детей. Вот до чего важны наши решения. – Она упомянула сериал девятнадцатилетней давности под названием «Династия Юнчжэн». – Никогда не забуду слова императора Юнчжэна: «Не просто выбирайте нового императора – имейте в виду и его наследника, и наследника его наследника».
У всех этих родителей здесь, за стенкой, сидели сейчас дети-малолетки, и родители кивали, словно погрузившись в мысли о своих нерожденных детях и внуках. По толпе прокатилось согласное бормотание.
В этом зале, подумала я, оглядывая кивавшие головы родителей «Сун Цин Лин», находится полторы сотни причин, почему реформы в китайском образовании быстрыми не будут. Силы культуры и системы, основанной на экзаменах, слишком мощны, ими не пренебрежешь.
Мне еще предстояло узнать о дополнительной причине медлительности перемен. Для независимого мыслителя, выращенного в условиях демократии, эта причина оказалась самой неприятной.
7. Маленький солдатик
Школьная программа используется как «средство политического внушения с целью управлять народом, а не развивать отдельные личности».
Ли Маосэнь, специалист в сфере нравственного воспитания
Однажды вечером Рэйни сделал заявление.
– Мне Китай нравится больше, чем Америка, – сказал он нараспев.
– Что, Рэйни? – переспросила я ошарашенно. В понятиях стран мы с ним толком не беседовали – и никогда не обсуждали ни национальную, ни этническую принадлежность.
Чтобы разъяснить эту тему, мне пришлось бы сказать: «Рэйни, мои предки – из Китая, а у твоего отца – из Германии, Норвегии и Швеции. Твой отец – белее не придумаешь, но с вывертом: он жил в Китае, когда был добровольцем Корпуса Мира – задолго до того, как твоя мама впервые ступила на свою историческую родину. В расовом отношении ты строго наполовину папа, наполовину мама – европеоид и китаец, но твоя национальность – американец. А, да, кстати: все твои одногруппники – граждане Китая».
Все сложно. Я глянула на Рэйни и сформулировала вопрос:
– Почему же Китай нравится тебе больше Америки?
Повторял ли Рэйни что-то услышанное в садике? Кто-то вложил ему в голову эту мысль? А как же каникулы в Штатах, под классическим барбекю-летним синим небом, когда Америка взяла верх?
Рэйни пожал четырехлетними плечами.
* * *
Над доской в большинстве китайских учебных помещений висит в рамке флаг Китайской Народной Республики. Яркий красный символизирует Коммунистическую революцию; на красном поле китайского флага – крупная желтая звезда, она означает Коммунистическую партию, а на ее орбите – еще четыре звезды помельче: народ под руководством партии.
Китайский школьный флаг совсем не похож на американский, каким я его запомнила: звездно-полосатый болтается на флагштоке, любой ребенок может до него дотянуться, ткань плещет, когда в дверь класса прорывается сквозняк. Флаг можно потрогать, вытереть об него вымазанный виноградным вареньем рот – учитель, понятно, не обрадуется – или даже сжечь, если очень хочется: это право защищено Конституцией США. Осквернение китайского государственного флага, напротив, – преступление, наказуемое сроком в тюрьме. В классе китайский флаг запрятан под стекло, заключен в деревянную раму и висит над головами учащихся – точная метафора образования в Китае: вечная нужда в высшей власти. Красуясь над доской, флаг нависает над каждым школьным учителем страны ежедневным зримым напоминанием об истинной цели китайского образования.
