Он немного наклоняется и жестом указывает направление, и дальше мы идем в полной тишине. Горячий тяжелый воздух впитывается в мою кожу, я чувствую твердый асфальт под ногами, слышу шум машин, хотя улочка, на которую мы сворачиваем, выглядит темной и тихой.
Мы поворачиваем за угол. Майкл внезапно врастает в землю и вскидывает передо мной руку, преграждая путь. Ниже по улице в тени происходит какая-то потасовка. Трое мужчин окружили четвертого, лежащего на земле. В напряженной тишине слышно пинки и удары, которые они наносят по скорчившемуся на земле человеку. Майкл берет меня за руку, и мы уже собираемся пойти в другую сторону, как вдруг мрак взрезает резкий вскрик.
— Пожалуйста, отпустите! — Голос высокий. Совсем юный.
— Черт… — сдавленно выдыхает Майкл и оборачивается ко мне. — Стой здесь и не двигайся!
Я послушно стою и наблюдаю за тем, как он приближается к группе.
— Эй, парни, что тут происходит? — спрашивает он, разводя руки в стороны, и его голос полон дружеского участия, как будто он просто решил с ними потрепаться.
Избиение прекращается, как только Майкл подходит, и мальчик — теперь я вижу, что это тощий мальчишка не старше двенадцати, — кое-как поднимается на ноги. Он порывается сбежать, но один из мучителей хватает его за разорванную окровавленную рубашку и удерживает на месте.
Мои ноги устремляются к ним прежде, чем я это осознаю.
— Какого черта вы творите?! — кричу я. — Отпустите его сейчас же!
Я не знаю, то ли мой акцент, то ли внезапное появление так шокирует парня, но он тут же разжимает хватку. Я хватаю мальчишку за плечи и оттаскиваю подальше. Его кожа скользкая от пота и крови, он весь дрожит. Он выворачивается как только может, его тело напряжено и собранно — он явно ждет подходящей возможность удрать.
— Боже… — Майкл загораживает меня от человека, у которого я выхватила мальчишку. — О’кей, а теперь отойди назад.
— Держи свою сучку на цепи! — заявляет самый крупный из всех троих, кивая в мою сторону, но обращаясь к Майклу.
— А ты — свою пасть! — Майкл распрямляется. — Не смей с ней так разговаривать! И вообще, какого хрена вы делаете? Трое здоровых парней избивают ребенка!
— Он не должен ошиваться здесь. — Здоровяк поворачивается к Майклу. — Когда здесь болтается один из них, значит, он что-то задумал. В этом районе им не рады, тебе неплохо бы об этом знать. Мы просто хотим донести это до остальных и заодно преподаем ему урок.
В этот момент я понимаю, что они ненавидят не самого мальчишку, а лишь цвет его кожи. Он черный, и это достаточная для них причина. Я в таком шоке, что меня начинает подташнивать.
— Ты, расистский ублюдок…
— Боже, да он же просто ребенок, — перебивает меня Майкл и посылает предупреждающий взгляд, чтобы я прикусила язык. — Эй, малыш, а ты чего вообще так поздно болтаешься на улице?
Мальчишка пожимает плечами, а сам оглядывается в поисках возможного варианта побега.
— Разве ты не должен быть дома? — спрашивает его Майкл.
Тот снова пожимает плечами.
— Мне там нечего делать.
— Его мамаша, должно быть, ноги раздвигает, на жизнь зарабатывает, — отвечает один из парней, и его дружки гогочут.
Майкл сжимает губы, и я вижу, что он изо всех сил пытается подавить злость.
— Ладно, вы уже повеселились. Он уходит! — Майкл кивает мальчику. — Пацан, беги домой!
Тот даже не взглянул на меня, перед тем как, обхватив себя руками за плечи, не то убежать, не то похромать в темноту.
— Ну и какого хрена, чем нам теперь развлечься? — Один из парней подступает к Майклу. — Мы могли бы заняться твоей подружкой.
— Идите и вы домой, парни, — отзывается Майкл. — Повидаетесь со своей старушкой, расскажете ей, как выбили все дерьмо из мелкого пацана, вдруг она от этого намокнет.
— Ах ты мелкий…
— Бежим!
Майкл хватает меня за руку, и, прежде чем я это осознаю, мы срываемся с места и несемся по темным улицам. Мы бежим, пока у меня не начинает сбиваться дыхание. Сворачиваем за один угол, за другой, и моя грудная клетка просто разрывается от боли, а затем пытаемся затормозить и чуть не врезаемся в стену. Майкл смеется и наклоняется, пытаясь восстановить дыхание.
— Это было опасно! — говорю я, держась за его плечо.
— Нет, они пьяные и жирные, я знал, что мы сможем от них удрать. Ну, то есть знал, что я смогу. Опасно это было для тебя, когда ты подошла и схватила мальца. Здешние девчонки так себя не ведут.
— А там, откуда я, ведут! — Я прислоняюсь спиной к стене, пытаясь понять, почему мне, в моей же галлюцинации, приходится так задыхаться.
— Это я уже понял, — говорит Майкл, и его голос эхом отзывается в тишине. Я каким-то образом замечаю, что он тщательно подбирает слова, чтобы приглушить свой акцент и произвести на меня впечатление. — Ты действительно прикольная. Чокнутая, но прикольная.
— Прикольная? — повторяю я, потому что мне хотелось бы еще раз услышать, как он произносит это слово.
— Прикольная, — признает он спустя пару мгновений.
— Прикольно то, что ты вступился за мальчика перед этими отмороженными расистами.
— Приходится вступаться за своих, знаешь ли. — Майкл пожимает плечами. — Они даже не думали, что делают что-то плохое.
— Но ты подумал, — говорю я.
— Да мне плевать, черный ты, розовый там или желтый, я не буду просто стоять и смотреть, как взрослые мужики избивают ребенка. Моя мама…
— Воспитала тебя как надо, — заканчиваю за него я. — По-моему, мама у тебя что надо. Она мне уже нравится.
— А я? — Майкл улыбается, и у меня в груди что-то вздрагивает. — Я тебе тоже нравлюсь?
— Пока не уверена, — говорю я. — Что еще интересного можешь о себе рассказать?
— Не знаю. — От этого вопроса бравада Майкла немного угасает. — Мне нравится читать. А иногда и писать. Парни об этом никогда не узнают, я им не расскажу. Подумают, что я тряпка. Но тебе я могу об этом сказать, хотя сам не знаю почему. Может, потому что ты разговариваешь как Мэри Поппинс.
— Ты хочешь быть писателем? — спрашиваю его я.
— Не-а. — Он встряхивает головой. — Мне нравится делать это просто так, это не работа для такого, как я. Я работаю в отцовской пекарне, и он хочет, чтобы однажды я взял управление на себя.
— А ты этого хочешь? — Я говорю, пока мы углубляемся в мрак, и чем дальше мы заходим, тем громче звучат наши шаги и тем сильнее становится чувство, что мир, лежащий за пределами того немногого, что открыто моим глазам, рассыпается в пыль.
Он не отвечает, просто пожимает плечами. А потом говорит:
— В любом случае, мы на месте. Оберманы. Второй дом налево.
