Ничего этого, впрочем, не будет. Планам Гарри не суждено сбыться, и вообще, с чего бы это Стэнли продавать свой дом? А с другой стороны, почему бы ему не сделаться нашим партнером? Способен ли он понять стратегический замысел Тома? Пожалуй, стоит провести побольше времени в его компании, узнать его получше.
Минут через двадцать мы поворачиваем назад. Стэнли приносит из гаража пластиковые кресла и, усадив нас с Томом, скрывается в доме. У него хватает разных дел, в отличие от его первых постояльцев, которые могут себе позволить погреться на солнышке.
Я наблюдаю, как Люси гоняет собаку за палкой. Слева от меня Том с головой ушел в пьесу Дона ДеЛилло. Я поднимаю взгляд к проплывающим облакам и замечаю ястреба, который исчезает из виду, но вскоре появляется вновь. Глаза у меня сами закрываются, и через несколько секунд я проваливаюсь в сонное забытье.
* * *
В пять часов пополудни к дому подъезжает белая «Хонда». Хани Чаудер привезла запасы провианта: полный багажник продуктов и две коробки вина. В этот момент мы с Томом сидим на крылечке и обсуждаем политику. На время прервав инвективы в адрес Буша-младшего и Республиканской партии, мы спешим представиться дочери Стэнли.
Эта крупная веснушчатая женщина с мощными предплечьями и костедробильным рукопожатием излучает уверенность, но при этом доброжелательна и обладает чувством юмора. Ее, как говорится, «много», ну а что вы хотите от учительницы младших классов? У нее громкий и грубоватый голос, но мне нравится, что она с легкостью разражается смехом, не боясь подавить собеседников своей чрезмерной экспансивностью. Она из тех, что «сами с усами» и, скорее всего, хороша в постели. Не красавица, но и не дурнушка. Сияющие голубые глаза, полные губы, копна светло-рыжих волос. Выгружая из багажника продукты, я вижу в ее взгляде, обращенном на Тома, нечто большее, чем простое любопытство. Наш олух, конечно, ничего не замечает, я же задаю себе вопрос: быть может, эта бой-баба с головой на плечах и есть ответ на мои молитвы? Не какая-то бесплотная И.М., а голодная амазонка, готовая прибрать к рукам бесхозного мужика. Паровой каток. Ураган. Командирша с хорошо подвешенным языком, которая скрутит нашего доморощенного философа в бараний рог.
Второй раз за день я решаю оставить свои мысли при себе и ничего не говорить Тому.
Как и обещал Стэнли, ужин ей удается на славу. Суп из кресса, свиная отбивная, стручковая фасоль с миндалем, карамельно-кремовый торт и вина в избытке. Шевельнувшегося во мне червячка сочувствия к Памеле, которая пролетела со своей роскошной трапезой, я спешу успокоить: ради этого не стоило тащиться в Берлингтон, в «Харчевне Чаудера» нас принимают, как минимум, не хуже.
Люси, победительница, освобожденная от оков, выходит к столу в красно-белой клетчатой юбочке, черных туфельках из натуральной кожи и белых кружевных носочках. То ли Стэнли, в самом деле, безразличен к поведению окружающих, то ли чересчур сдержан, но на ее молчание он никак не реагирует. Зато его глазастая прямодушная дочь не может удержаться от вопросов:
– Что это с ней? Она не умеет говорить?
– Умеет, – отвечаю я, – просто не хочет.
– Что значит «не хочет»?
– Это такое испытание, – брякаю я первое, что приходит в голову. – Мы тут с Люси обсуждали разные трудности, какие нам приходится преодолевать, и решили, что молчание – одна из самых трудных вещей на свете. Тогда мы с ней заключили пари. Люси сказала, что промолчит три дня, а я ей пообещал за это пятьдесят долларов. Да, Люси?
Девочка кивает в ответ.
– И сколько дней тебе еще осталось?
Люси показывает два пальца.
Ага, говорю я себе, вот ты и раскололась. Еще два дня, и конец этой пытке.
Хани сощуривается, то ли встревоженная, то ли усомнившаяся. Она ведь по работе имеет дело с детьми, и что-то ей тут кажется не так. Но все-таки я человек посторонний, и, вместо того чтобы укорить меня за довольно странную, чтобы не сказать нездоровую игру с маленькой девочкой, она подбирается к делу с другой стороны.
– А почему она не в школе? Сегодня только пятое июня, до начала летних каникул еще три недели.
– Потому что… – запинаюсь я, лихорадочно сочиняя очередную небылицу. – Потому что Люси ходит в частную школу, а там учебный год короче. В пятницу у них был последний звонок.
Хани, полагаю, не верит ни одному моему слову, но не может же она перейти грань обычной вежливости и устраивать мне допрос с пристрастием, тем более что ее это в общем-то не касается. Хотя мне нравится эта крепко сбитая прямодушная женщина, как и ее старик, жующий себе свою еду и потягивающий вино без лишних вопросов, это еще не значит, что надо посвятить их в семейные тайны. Не то что я испытываю чувство стыда, но, согласитесь, семейка у нас подобралась незавидная! Просто-таки коллекция запутавшихся, заблудших душ. Ярчайшие образцы человеческого несовершенства. Ваш покорный слуга, чья дочь не желает с ним знаться. Том, который три года ничего не знает о своей родной сестре. Маленькая Люси, убежавшая из дома и отказывающаяся говорить… Нет, я не собираюсь выкладывать Чаудерам всю правду о нашем распавшемся и никчемном клане. Ни сегодня, ни завтра.
Видимо, рассуждая так же, Том спешит увести разговор в другое русло. Он переключается на Хани. Давно ли она стала школьной учительницей и что ее на это подвигло, как поставлено начальное образование в Брэтлборо, и все в таком духе. Его вопросы банальны до зевоты, и я вижу, что та, кому он их задает, совершенно его не интересует – ни как человек, ни как женщина. Но Хани голыми руками не возьмешь, своими изящными, точными репликами она словно взрывает это вежливое безразличие. И вот уже она, перехватив инициативу, начинает забрасывать его вопросами. В первые минуты ее агрессия Тома несколько озадачивает, но когда до него доходит, что он имеет дело с интеллектом не ниже своего, он, не желая ударить в грязь лицом, показывает себя во всем блеске. Что касается меня и Стэнли, то мы в основном помалкиваем, наслаждаясь этим словесным поединком. Как можно было бы ожидать, разговор быстро сворачивает на политику и, в частности, предстоящие в ноябре президентские выборы. Возмущаясь сползанием страны вправо, Том говорит о едва не увенчавшихся успехом попытках уничтожить Клинтона, о движении противников абортов, о мощном лобби в поддержку свободной продажи огнестрельного оружия, о фашистской пропаганде в ток-шоу на нашем радио, о трусости прессы, о запрете преподавания теории эволюции в ряде штатов.
– Мы пятимся назад, – напирает он. – Каждый день мы теряем по кусочку нашу страну. Если к власти придет Буш, от нее ровным счетом ничего не останется.
К моему удивлению, Хани с ним во всем соглашается. Примерно на тридцать секунд за столом воцаряется мир, после чего она объявляет, что собирается голосовать за Надера.
– Вот это зря, – неодобрительно отзывается Том. – Отдавая свой голос за Надера, вы отдаете его за Буша.
– Нет, только за Надера. К тому же Гор победит в Вермонте. Не будь я в этом уверена, я бы голосовала за него. А так я могу себе позволить маленький протест и при этом все равно не пустить Буша в Белый дом.
