Внесем ясность: кампания против воробьев была не единственной причиной голода, охватившего Китай между 1959 и 1962 годом – к нему привела череда безобразных решений. Партия проводила политику отказа от традиционного натурального сельского хозяйства в пользу выращивания культур, продажа которых могла дать высокую прибыль, и претворяла в жизнь пакет новых разрушительных сельскохозяйственных реформ, основанных на псевдонаучной теории советского биолога Трофима Лысенко. При этом центральный аппарат правительства присваивал всю продукцию отрасли, отнимая ее у фермерских сообществ, каждый из участников забирал свой кусок. Инициативы, которые заставляли чиновников на каждом уровне рапортовать о положительных результатах, ввели в заблуждение партийных лидеров: они были убеждены, что все в полном порядке, что в стране предостаточно еды. Это означало ровно противоположное: в Китае не было амортизирующего запаса продовольствия, чтобы переждать несколько лет непогоды и неурожаев (в одних частях страны лили дожди, в других были засухи).
Но и истребление воробьев, и последующее уничтожение урожаев насекомыми во многом приблизили катастрофу, которая вскоре грянула. Оценки числа жертв последовавшего голода разнятся: эксперты приводят цифры от 15 до 30 миллиардов человек, и от самого факта, что мы не знаем даже, действительно ли умерли те «дополнительные» 15 миллиардов человек, веет ужасом.
Вы надеетесь, должно быть, что таким образом человечество усвоило главный урок, который должно было вынести из этих событий: не играйте с природой, если вы полностью не уверены в характере следствий вашего вмешательства (хотя и в этом случае это не слишком здравая мысль). Но судя по всему, это не так. В 2004 году китайское правительство издало постановление о массовом уничтожении млекопитающих, от циветт до бобров, из-за распространения вируса атипичной пневмонии. И это подсказывает нам, что способность человечества учиться на собственных ошибках так же неубедительна, как и раньше.
НЕЛЬЗЯ НЕДООЦЕНИВАТЬ ПТИЦ, ИЛИ ШЕКСПИР В ПАРКЕ
Юджин Шиффелин совершил практически ту же ошибку, что и товарищ Мао, но только наоборот. Тогда как промах Мао был спровоцирован заботой о здоровье нации и диктаторскими замашками, неразбериха в экосистеме, виновником которой был Шиффелин, – рукотворная природная катастрофа, не исчерпавшая себя по сей день, – полностью была причиной его причуды. То, что содеял Шиффелин однажды, в холодный день ранней весной 1890 года, посеяло семена болезни, которая ежегодно уничтожала урожаи на миллионы долларов. Она даже стала причиной авиакатастрофы, в которой погибли 62 человека. Что-то многовато вреда от человека, который всего-навсего пытался выставить себя громадным поклонником Шекспира. Шиффелин был преуспевающим производителем лекарств из Нью-Йорка. Но несмотря на большой потенциал фармацевтической отрасли в деле досаднейших просчетов, он повысил степень хаоса в окружающей среде благодаря не своей профессии, а своему хобби. Он очень пристально следил за модными веяниями своего времени, а как раз тогда все поклонялись шекспировским пьесам и имели привычку переселять виды из одного места в другое.
Тогда западный мир переживал шекспировское возрождение и охотно потреблял все, что имело отношение к классику. Посему в популярной культуре Бард приобрел примерно тот же статус, каким сегодня обладает Бейонсе. Между тем из Франции по всей Западной Европе стали распространяться группы людей, называвших себя «обществами акклиматизации»: это были добровольцы из числа обеспеченных граждан, которые пытались укоренить у себя на родине иноземные виды животных и растений. (Это было за много лет до того, как люди наконец смекнули, какая это ужасная идея.)
Заблуждение Шиффелина коренилось в его социальной роли: он был председателем Американского общества акклиматизации, базировавшегося в Нью-Йорке, и одновременно был преданным и безумным фанатом Шекспира. И вот в голову ему пришел упоительный, оригинальный план. Нет лучше способа выразить почтение величайшему поэту, писавшему на английском языке, чем привезти в США абсолютно все виды птиц, когда-либо упоминавшихся в его произведениях, не так ли? И Американское общество акклиматизации принялось за работу.
Поначалу они переживали одну неудачу за другой: некоторые птицы, например жаворонки, снегири, певчие дрозды, были выпущены в дикую природу (уж какая могла быть в наличии в городе), но они не прижились и вымерли, просуществовав в непривычной среде несколько лет. И вот 6 марта 1890 года Юджин Шиффелин при содействии своего ассистента, одну за другой открывая клетки, выпустил в Центральном парке 60 европейских скворцов.
Нельзя винить в этом всем Шекспира, но все же: если бы он иначе оформил гиперболу в Акте I, сцене III «Генриха IV» (часть I), история могла бы пойти совсем по другому руслу. В этой сцене персонаж по имени Хотспер, заявляя о своем твердом намерении продолжать давить на короля, чтобы тот заплатил выкуп за своего сводного брата Мортимера (хотя король запрещал даже упоминать Мортимерово имя), говорит следующее:
Я обучу скворца, чтоб только слово
Он «Мортимер» умел произносить,
И подарю ученую ту птицу
Я королю: пусть слушает и злится!
[4]Это единственный случай, когда Шекспир вообще упоминает скворцов. И ни одной строки больше об этой птице во всем собрании сочинений. Но и этого было достаточно для Юджина.
Те 60 скворцов были выпущены в 1890 году, а в 1891-м Шиффелин вернулся в парк с дополнительными 40. В самом начале скворцам приходилось не слишком-то сладко – первые годы их существования на новом месте зимы были довольно суровыми, и только 32 особи из сотни уцелели. Все указывало на то, что они последуют за своими незадачливыми предшественниками, которые отчаянно били крыльями, спасаясь из Соединенных Штатов. Но скворцы – это выносливые и разносторонние животные, которым не впервой было приспосабливаться к новым условиям и локтями расчищать себе дорогу к спасению. По иронии судьбы небольшая стайка этих птиц нашла укрытие от стихии под парапетом Американского музея естественной истории – здание, воздвигнутое во имя сохранения естественной истории нации, поспособствовало тому, чтобы в корне поменять ее. Постепенно численность скворцов начала расти. И расти. И расти. Не прошло и десяти лет, как скворцы стали встречаться в Нью-Йорке повсеместно. К 1920-м годам они заселили уже добрую половину страны. К 1950-м их стали замечать в Калифорнии. Сегодня в Северной Америке насчитывается порядка 200 миллионов негодяев, и вы встретите их всюду, от Нью-Мексико до Аляски.
По формулировке газеты New York Times они стали «одними из самых назойливых и дорогих птиц в США». Или, как выразился корреспондент Washington Post, «самой ненавистной птицей в Северной Америке». Огромные галдящие стаи, которые могут насчитывать до миллиона особей, осаждают поля с посевами пшеницы и картофеля и разоряют зерновые склады. Они агрессивны, они сгоняют аборигенные виды птиц с их гнезд, они распространяют болезни, от которых страдают и люди, и скот – от грибковых инфекций до сальмонеллы. Они гадят абсолютно везде, и все это жутко воняет.
