– Вы с ребятами летите в Чикаго сегодня вечером! Я уже знаю.
– Я и мама. Карл Уолтер уезжает на совещание в Бенд. Но Зак и Оливия тоже прилетят. И папа – Отец Антоний…
– Слышала. Странно все это.
– Он прислал мне коллекцию видеозаписей Nova.
– Вот это повезло.
– Он звонит мне и маме, узнает, как у тебя дела. Говорит, у него на стене висит карта и он булавками отмечает каждые сто миль.
Почему-то при мысли об этих картах и булавках в памяти оживают воспоминания об отце, никак не связанные с его уходом из семьи. О том, как он прятался за диваном, когда они играли в осаду крепости, обстреливая его из ружей Nerf
[119]. Как он подбрасывал в воздух горсть собачьего лакомства для их старой собаки, Ралли, и кричал: «Угощение без повода!» Как они с Малком любили заниматься с отцом всякими делами по дому, даже если это была уборка в гараже.
– Вау. И мама не против всего этого? Она что, переродилась?
– Она каждую неделю посещает доктора Бейкера и принимает успокоительные лекарства. Разрешает ездить на велосипеде в 7-Eleven
[120], и мне даже не приходится звонить оттуда, докладывать, что я на месте.
– Невероятно.
– В музее науки в Чикаго есть симулятор ракеты.
– Очень жаль, что не настоящая ракета.
– Я полечу с тобой, если ты решишь рвануть в космос.
– Спасибо, придурок.
– И еще одно чудо. Шон тоже был вчера у Оливера, и он попросил прощения за свои дурацкие выходки.
– Это же здорово, Малк.
– Думаю, сработал corno, что дала мама.
– Ты его носишь? – Сorno похож на перчик чили, но на самом деле это изогнутый маленький красный рог для защиты от дурного глаза и любых проклятий, угрожающих мужскому началу. Итальянские парни носят их на золотых цепочках.
– Знаешь, как круто он смотрится? Зак тоже хочет такой.
– Заку он нужен, это понятно. А тебе-то, Малк? У меня появляется повод для беспокойства.
– Только один?
– Да нет, есть еще. Завтра, когда мы встретимся, с нами будут… э-э-э… друзья.
– Разве это плохо?
– Маме это не понравится.
– Что, какие-нибудь неформалы?
– Не совсем. Помнишь тех двоих, что отмечали с нами мой день рождения и спасли меня во время грозы? Короче, у деда новая подружка.
Молчание. И вдруг Малкольм взрывается диким хохотом, который длится так долго, что ей приходится закрыть глаза и просто ждать.
29
От Вест Данди к Паркриджу и оттуда до Чикаго. Лоретта направляет Аннабель по Милуоки-авеню и Лейк-стрит. Затем поворот направо, к Букингемскому фонтану
[121], где она остановится на целый день.
Аннабель в Чикаго. Ей самой не верится: она впервые в этом городе, куда добралась сама, в прямом смысле своими силами. Сегодня она чувствует себя победителем. Воздух душный и спертый, как в раздевалке, и одежда прилипает к телу везде, где только можно. Но она чувствует себя полной сил и оптимизма, получая заряд адреналина от встречи с настоящим большим городом.
С ума сойти – небоскребы! Люди! Запахи жареного лука, выхлопных газов и раскаленного асфальта! Гигантское море, которое на самом деле – озеро, пестрое от лодок. Как же здесь красиво! В Гранд-парке ее встречает широкая зеленая лужайка с прохладным фонтаном, в котором причудливые морские существа извергают струи воды из открытых пастей. Впереди день отдыха и развлечений, а потом она попрощается с Люком и Доун Селестой, со своими друзьями, с семьей и вместе с Лореттой направится вдоль берега озера, по набережной Лейкфронт Трейл, мимо аквариума, Гайд-парка и музея науки. Она побежит до самого Питтсбурга, а потом через пенсильванские городки и дальше по хайвею 355. Она промчится через поля сражений времен Гражданской войны: Монокаки и Джермантаун, через Гейтерсберг, Роквилл и Бетесду, что в штате Мэриленд. И наконец она прибудет в округ Колумбия.
Последние сорок шесть дней ее путешествия.
Она приближается к финишной черте. Уже виден конец этого невероятного марафона, стартовавшего в другом конце страны, у закусочной «Дикс» в Сиэтле. От этого захватывает дух, но и становится страшно. Потому что на финише ее ждет Сет Греггори.
«Прекрати».
Она не выкрикивает это слово, а произносит спокойно, потому что хочет принять настоящее, здесь и сейчас. Прямо перед ней Букингемский фонтан в Гранд-парке, который называют «воротами города».
Она проходит в эти ворота.
Она ступает в этот город, и на большой лужайке вокруг фонтана, среди пап с младенцами в рюкзаках, собак и туристов с фотоаппаратами, ее встречают Джина и дедушка, Доун Селеста и Люк, Малкольм и Зак с Оливией. У всех на шее гавайские цветочные гирлянды, а в руках огромный транспарант, на котором почерком Малкольма выведена броская надпись: «ПОЗДРАВЛЯЕМ, ВЫПУСКНИК!».
Ладно, это все нелепо и банально, потому что, к сожалению или к счастью, некоторые из самых важных моментов жизни тонут в банальности, как теперь начинает понимать Аннабель. Так и с любовью, если подумать. Неуклюжая, она опрокидывается, потому что слишком велика, чтобы устоять в неловкой позе. Все как будто сделано правильно, но выглядит глупо. В конце концов, как можно выразить что-то настолько огромное? Самодельные транспаранты из склеенных листов обычной бумаги, надписи фломастерами El Marko. Гирлянды из искусственных цветов, купленные по дешевке в Party for Less
[122].
– О боже! – восклицает она, изображая удивление. Подарок за подарок; любовь за любовь. – Ну вы даете, ребята!
– С окончанием школы, детка. – Джина обнимает ее.
– Я такая потная!
– Думаешь, нас это волнует? – В глазах Джины стоят слезы. – Я так счастлива видеть тебя.
– С окончанием школы, детка, – повторяет за мамой умник Малкольм и тоже обнимает ее.
– С окончанием школы, детка, – говорит Зак Оу.
– С окончанием школы, детка, – по очереди произносят Люк, Оливия и Доун Селеста.
И вот какая любопытная штука… Они здесь все вместе и, похоже, прекрасно ладят друг с другом. Все как-то утряслось и образумилось само по себе, без ее вмешательства. Кажется чудом, но это именно то, что происходит, когда ты просто отпускаешь то, что тебя тяготит.
