– Я знаю, что тебя ждет, – говорит она. – Судебный процесс. Тот парень… обычно я не произношу таких слов, но… он просто урод. Не позволяй ему достать тебя.
* * *
Что говорят эти люди? Они переживают за нее. И они возмущены. Что чувствует Аннабель кроме вины? Что-то новое, незнакомое. Людской гнев поднимает камень, что лежит на душе тяжким гнетом. Под ним что-то темное, мерзкое и скользкое. Но она это видит. Она чувствует его, этот червь ярости. Ползучий и страшный, он способен поглотить ее, и неудивительно, что она не хотела встречаться с ним раньше. Но вот он, извивается и корчится, пытаясь вырваться на волю.
Только они имеют право на злость, как думала она прежде. Они – те, кого не в чем обвинить и кто больше всего пострадал. Они должны злиться на Хищника и на нее. Но теперь она ничего не может с собой поделать. Дама из гольф-клуба, библиотекарь, авторы комментариев к статье в USA Today – камень сдвинут, и червь вырывается наружу. Ярость пробуждается.
Сила людей, помноженная на ярость, – вот что способно все изменить.
25
2500–1000 гг. до н. э. Древние египтяне считали сердце, или иб, сосудом жизни и нравственности. Они верили, что после смерти сердце будет принесено в зал суда Маат
[104] для взвешивания на загробных весах. Если сердце легче, чем Перо Маат, умершего ждет загробная жизнь. Если тяжелее, тогда демон Аммут съест сердце, и душа прекратит свое существование.
400–200 гг. до н. э. Древние греки считают сердце средоточием души и источником тепла в теле.
100–900 гг. н. э. Первые американцы – в частности теотиуаканцы
[105] Древней Мексики – полагали, что разные духовные силы могут время от времени покидать тело, как, например, во время сна. Но тейолия, духовная сила сердца, неотделима от тела, пока человек жив.
Наши дни. Совершенно ясно, что некоторые люди не имеют сердца или души.
Ярость пробуждается, и это означает, что процесс пошел. Нейтрон сталкивается с ядром урана или плутония. Преобразование. Революция. Может родиться взрыв, который оставит мир в руинах, или красивая энергия, которая подарит свет большим городам. Аннабель бежит по мосту Джефферсон-стрит через реку Рок в Рокфорде, что в штате Иллинойс. Солнце уже высоко, ей жарко и хочется пить, но она рада, что Лоретта прокладывает маршрут через город, потому что в городах время бежит гораздо быстрее, чем на длинных участках пустынных земель или в лесах. Города обещают и настоящую кровать в мотеле, если только поблизости нет кемпинга, где можно припарковать фургон. Большие города позволяют пополнить запасы. Можно порадовать себя свежими энергетическими батончиками и снеками, как в те счастливые минуты, когда кто-то из родителей возвращается из супермаркета и ты в предвкушении шаришь по пакетам с едой в поисках вкусняшек.
Она пересекает мост с запада на восток, от Уэст-Джефферсон до Ист-Джефферсон, и настроение на высоте. Небольшие городки весьма этому способствуют. Она воображает жизнь в каждом из них. Заглядывает в витрины магазинов. Мысленно выбирает дом, в котором хотела бы остаться.
На четырехполосном мосту оживленное движение, так что на тротуаре приходится смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на обертке, выброшенной в окно проезжающего автомобиля, или куске цемента. О, а чуть дальше, по ту сторону зеленовато-коричневой речушки, простирается парк. Симпатичное место. Хм, даже ресторанчики имеются – она видит зонтики на открытых террасах. В городке целая куча мостов, не только тот, по которому она бежит.
И вот она уже на другом берегу. Здесь много зданий из красного кирпича и смешная красная башня с красными, медленно вращающимися веслами на крыше. Она понятия не имеет, что это за строение. За ним тянется длинное безликое здание. Похоже на какую-то музыкальную площадку, где выступают рок-группы и…
Это как спусковой крючок.
Прощай, счастливый день. Конец беззаботной прогулке по городу.
Потому что она видит его. Хищника. Вот что он оставил после себя: ее пожизненный приговор, эти воспоминания, навязчивые мысли, эти ночные кошмары. В мгновение ока он все разрушает снова и снова. Вот он подъезжает к ее дому. Она видит его машину сквозь створки жалюзи в гостиной.
– Я ухожу! – кричит она своим.
– Он что, не может зайти? Позвонить в дверь и поздороваться? – рявкает Джина из кухни.
– Это не свидание! Мне пора, – говорит Аннабель и выбегает из дома в апрельский вечер.
Хищник тянется через сиденье и открывает ей дверцу.
– Я мог бы зайти. Не лох же какой-нибудь.
– Заходить необязательно. Классно выглядишь. – Он в выходной рубашке с узким галстуком и джинсах. Конечно, он очень постарался отбить у нее желание делать ему комплименты, но что правда, то правда: сегодня он действительно хорош.
– Ты очень красивая. Впрочем, как всегда.
У него шикарное настроение. Играет музыка, и он постукивает пальцами по рулевому колесу.
– Ты голодная? Хочешь, заедем куда-нибудь, перекусим?
– Нет, все в порядке.
– Ну, тогда после концерта.
– Посмотрим, чего захотят твои друзья.
Он не отвечает. Делает музыку громче.
– Люблю эту часть. – Он бьет по воображаемым тарелкам, попадая строго в такт.
Они подъезжают к клубу и находят место для парковки, потом бегут через дорогу к зданию «Ноймос», которое уже пульсирует предконцертной энергией. В помещении стоит запах сигарет, травки и разгоряченных тел. Охранник проставляет им печати на ладонях.
– Верхний этаж. Лофт. Ограничение по возрасту: до двадцати одного, – предупреждает он.
В клубе не протолкнуться. Хищник держит ее за плечи.
– Когда ты внутри, уже никого не волнует, куда ты пойдешь. Вверх или вниз? – спрашивает он.
– Меня и наверху устраивает.
– Ой, ладно! Потом спустимся, если захотим потанцевать.
На разогреве уже выступает группа Karma. Повсюду фиолетовые огни, сплющенные в танце тела, и, вау, здесь по-настоящему жарко.
– Как они нас найдут? – кричит она.
– А? – Он не слышит. Притягивает ее к себе, и она снова пытается сказать, уже на ухо. Кто-то врезается в них, и она губами касается его кожи. Он крепче обнимает ее.
– Твои друзья. Как они нас найдут?
– Не суетись, – отвечает он.
