А потом происходит кое-что еще.
После уроков Хищник ждет ее возле шкафчика в раздевалке. Подарочный пакетик висит на его согнутом пальце.
– Бе-элль, – напевает он. Для него это ее новое имя. Она не возражает. В младших классах ее полшколы так называло.
– Что это?
– Открой и посмотри.
Она снимает с его пальца бумажный пакетик – такой красивый, что она даже нервничает. Розовый с черным, с розовой папиросной бумагой, выглядывающей изнутри. Это упаковка, которую выбирают долго и тщательно, не то что мятая бумага в рождественском пакете, который может всучить Зак Оу.
В пакетике конверт. Она открывает его. Два билета на концерт панк-группы Uncut в рок-клубе «Ноймос».
– Поскольку, как ты знаешь, Clash больше нет.
– Вау. Спасибо.
Два билета. Неловкая ситуация. Она предполагает, что он рассчитывает пойти с ней. Это что, свидание?
Он читает ее мысли.
– Билеты для нас, но это же групповое мероприятие? Мои друзья Люси, Эдриан и Джулс тоже идут. – Хищник недавно получил работу в QFC
[103] на Мерсер-стрит, и Люси с Эдрианом работают вместе с ним в отделе кулинарии, а Джулс – девушка Эдриана. Аннабель с ними незнакома, но наслышана о рок-группе Эдриана и о том, как они с Люси иногда находят всякую гадость в готовых цыплятах. У нее пропадает всякое желание покупать цыплят в кулинарии.
– О, здорово, – говорит она. – Будет весело. Подарок слишком щедрый, но спасибо тебе.
Она обнимает его. Он пытается отрастить бороду, и мягкая щетина трется о ее щеку, когда он прижимается к ней.
– С днем рождения, Белль.
* * *
– Стоп, стоп, стоп. – Аннабель останавливает кино. Это бесполезно. Она в середине фильма о Хищнике, она в середине марафона, и некуда больше идти, кроме как вперед. Святой Христофор как будто сурово смотрит на нее с высоты светильника. Аннабель встает, чтобы сходить в туалет. Деда так до сих пор и нет. Она наливает себе чашку кофе, но не притрагивается к нему. Выглядывая в окно, она видит все те же деревья и тот же клочок неба над кемпингом в Хейворде в штате Миннесота.
Ее телефон жужжит и крутится на столе. Сообщение от Джины.
«Позвони мне».
Она слишком устала, чтобы разговаривать с кем-либо. Когда она открывает рот, оттуда хлещет поток лавы. Ее кости – стальные балки, зацементированные у основания. Ее руки – крылья птицы, придавленные камнями злыми мальчишками.
Теперь телефон звонит. Опять мама.
Почему они не застряли в каком-нибудь другом месте, где нет Wi-Fi? В той же Монтане или в Бэдлендсе? Но нет, они торчат в каком-то захолустье, но индикатор уровня сигнала на экране телефона упорно показывает пять полосок.
Звонок, еще звонок.
Ноль внимания.
Аннабель отключает звук, но телефон настойчиво жужжит и вибрирует. У нее не хватает смелости или веры, чтобы не ответить. В памяти еще живы моменты из прежней жизни, когда Джина паниковала понапрасну, но случались и серьезные поводы. Все может измениться в одночасье.
– Мама?
– С тобой все в порядке?
– Я в порядке, а ты?
– Звонил Сет Греггори.
Сердце ухает вниз, как сорвавшийся лифт, и разбивается на куски.
– Аннабель!
– Я здесь.
– Я думала, ты пропала.
Она не знает, что говорить.
– И чего он хотел?
– Убедиться, что ты не забыла про двадцать второе сентября. Он хотел напомнить нам, что дата зафиксирована.
Невыносимо думать о нем и сентябре. На душе тошно.
– Аннабель!
– Я здесь.
– Дедушка звонил. Он сидит в какой-то забегаловке, ест оладьи. Но у него уже опускаются руки. Он планирует развернуться и ехать домой. И я тут подумала… Ты там очень страдаешь, дорогая. Годовщина, этот чертов олень…
– Двадцать пять центов, – напоминает Аннабель вместо Малкольма.
– Я действительно думаю, что тебе стоит вернуться. Это будет правильно. Тебе не нужно быть так далеко. Дома придешь в себя, успокоишься за эти три месяца. Просто… отдохнешь.
– Отдых не успокаивает.
– Я кое-что сделала. Только не сердись.
– Что еще?
– Я заказала шапочку и мантию. На всякий случай. Давай, дорогая, возвращайся. Ты уже сделала достаточно.
Молчание.
– Разве не здорово было бы пойти на эту церемонию со своими друзьями, посидеть со всеми, поразмышлять о том, что вам пришлось пережить?
– Я не вернусь домой, – говорит Аннабель.
– Так много людей хотят тебя видеть. Я постелила тебе новые простыни. Твоя комната ждет тебя.
– Я собираюсь закончить. – К своему удивлению, она вдруг принимает решение.
– Ну, если настаиваешь. – Джина вздыхает.
Аннабель ловит себя на мысли, что вздох, пожалуй, слишком театральный. И слова Джины задевают самые больные струны. Аннабель задается вопросом, не является ли она жертвой психологии навыворот. Проклятие Аньелли – в стиле Джины. Что случилось с ее матерью? Неужели сейчас она каким-то святым, небесным чудом выступает адвокатом этого марафона?
– Ты правда заказала шапку и мантию? – спрашивает Аннабель.
– О, милая, мне надо идти… Тетя Энджи на другой линии. Прорвало трубу в офисе. Пей много воды, слышишь меня? И дедушка сказал, что теперь, поскольку лето, будет встречать тебя на полпути, хорошо? В такую жару тебе нужно пополнять запасы воды. И надевай яркую одежду. Под ослепительным солнцем видимость на дороге плохая.
* * *
Аннабель одевается. Она убирает в хвост уже отросшие волосы. Съедает два банана и чашку мюсли. Проверяет маршрут. Дедушке Эду она оставляет односложную записку: «Порядок».
Она выходит из фургона. Вау, как же тепло было в норке, думает она, когда ее обдувает свежим июньским ветерком. Она окидывает взглядом окрестности, приютившие их на несколько дней. Территория кемпинга утопает в тени деревьев. Впереди будет еще немало мрачных мест, но именно это она больше никогда не увидит.
Маршрут из города Лоретта пролегает по главной улице. Эй, вот и магазин одеял. А чуть дальше – гастроном Ника. И кафешка Эбигейл. Все те места, о которых она слышала от деда. И, вау, смотрите-ка. Дедушка Эд собственной персоной, сидит за барной стойкой, ковыряет вилкой стопку оладий.
Она бежит мимо. Машет рукой. Мгновение спустя она слышит его голос.
