А сейчас Кольцо, которому я молодцевато отдал честь, самолично заволакивал чемодан супруги в проем двери, поглядывая на свою статную и высокую половину снизу вверх, и что-то объяснял ей шепотом, больше напоминавшим приглушенное рычание медведя. Естественно, на меня адмирал не обратил никакого внимания, чему я несказанно обрадовался, еще с солдатских времен испытывая определенную робость к обладателям высоких званий.
Доехав до Мурмашей, я заглянул в магазинчик на площади, где прикупил парочку готовых ужинов в фольге, каждый из которых состоял из пары котлет и порции гречки, а попутно приобрел у таксиста две бутылки водки, по причине сухого закона напрочь отсутствующей на прилавках. Полярный день еще не вступил в свои права, и, когда я занял позицию голосующего на остановке перед мостом, уже стемнело. Время было пока еще советское – брать деньги с попутчика на Севере еще не научились, и поэтому проблем с попутными машинами никогда не было. Но мне в этот день как-то не везло. Кто бы ни тормозил, все направлялись куда угодно, только не в сторону родной базы. А на улице холодало. Минут через сорок я уже приплясывал на остановке, кутаясь, насколько возможно, в плащ и матеря себя за то, что не надел шинель. А машин на дороге становилось все меньше и меньше. И вот, когда я уже начал сомневаться, что смогу сегодня добраться до дома, и прикидывать, где же перекантоваться ночью, на дороге показались одинокие огни. Я, уже мало надеясь на успех, поднял руку, и машина, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении военным уазиком, неожиданно тормознула. Прикрывая глаза руками от света фар, я подошел поближе.
– Куда едешь, лейтенант, бл…?
Из-за слепящего света фар да и неосвещенного салона уазика ни говорившего, ни водителя видно не было, но этот низкий хрипловато-рычащий голос показался мне знакомым.
– В Гаджиево.
– Сокамерник значит, бл… Запрыгивай, лейтенант, поехали домой…
Голос однозначно был очень знаком, но то ли от озноба, то ли еще от чего память никак не могла сфокусироваться. В машине, по флотской традиции утепленной синими казенными одеялами, было тепло и уютно. Бросив пакет на сиденье, я начал было устраиваться поудобнее, но, когда машина тронулась, мигнув фарами, на фоне освещенного ветрового стекла нарисовался профиль, по которому я моментально опознал своего спасителя. Это был контр-адмирал Кольцов, которого я не так давно встретил в аэропорту. Как-то само по себе улетучилось ощущение радости от пойманной машины, и где-то глубоко внутри начало рождаться неловкое ощущение незваного бедного родственника, оказавшегося в гостях у барина.
– Где служишь, лейтенант, бл…?
– В экипаже Васильченко, товарищ адмирал!
– Хороший командир, бл… У меня когда-то помощником был. Гм… А я ведь завтра вас проверяю, бл… Откуда едешь?
У меня почему-то появилось предчувствие, что сейчас мне обязательно за что-то достанется, а завтра достанется еще и командиру, причем за весь офицерский состав и корабль, а виновником этого буду я. Постаравшись придать голосу некий оттенок жалостливого, но все же строевого доклада младшего очень-очень старшему, я ответил:
– Из аэропорта. Семью провожал, товарищ адмирал. Сын еще маленький…
Договорить придуманную балладу о заботливом отце и любящем муже я не успел.
– И я оттуда! Моя мадам отдыхать собралась, бл… Как всегда, без меня, бл… А ты какого хрена в аэропорту не подошел, а сюда поперся? Померзнуть захотелось, лейтенант, бл…?
Слава богу, в темноте сидящий на переднем сиденье Кольцо не видел моего лица. Думаю, что простым изгнанием из машины я бы не отделался. Да и как можно было объяснить самому простому контр-адмиралу, почему к нему не подошел в аэропорту напрашиваться в попутчики такой красавец лейтенант, как я? Словно отвечая на мои мысли, Кольцо хохотнул и прохрипел своим неповторимым голосом:
– Что молчишь, бл…? Так и скажи, что забздел! Какой застенчивый летеха пошел… Ладно, я тут немного задавлю на массу, а не то завтра злой и непредсказуемый буду, бл… Лейтенант, можешь курить, но аккуратно и нежно, чтобы пепла в салоне не было, бл… Усек?!
Насчет того, чтобы закурить, мне сразу понравилось, но еще больше мне понравилось, что адмирал решил поспать, а значит, и я перестану потеть от напряжения и сидеть как на раскаленной сковородке.
Адмирал нагнул голову и мгновенно уснул, продемонстрировав высокий профессионализм, отработанный годами бесконечных тревог и боевых готовностей всех уровней. Я же, мирно подымив сигаретой, тоже как-то незаметно задремал, уронив голову на плечо и не реагируя на подпрыгивания брыкливого уазика.
Проснулся я от холода. Машина стояла на обочине с открытым капотом, и в салоне никого не было. Замерз я капитально. Северная весна – штука очень капризная, и дневное томление молодого солнца вечером сменяется пронизывающим холодным ветром с моря, заставляющим стучать зубы в ритме танцев эпохи диско, с частотой 120 ударов в минуту. А если принять во внимание оставленные нараспашку двери на передних сиденьях, то, думаю, и объяснять не надо, как мне было хреново. Распрямляя онемевшие и закоченевшие конечности, я практически вывалился из машины, продолжая стучать зубами. Было темно, и, судя по огням на другой стороне залива, мы стояли где-то еще довольно далеко даже от Полярного, но уже миновали поворот у птицефабрики. Дорога была пуста, и даже на дальних сопках не было видно отблеска фар движущихся автомобилей.
– Проснулся, офицер, бл…?
Возле открытого капота, куда по пояс был погружен водитель, стоял Кольцов. Он курил, и огонек от сигареты периодически освещал его лицо, словно вырубленное из тяжелого дремучего гранита.
– Ну, как там, Ястребов? Скоро полетим, бл…?
Фигура матроса показалась из-под капота.
– Минут тридцать, тащ адмирал, главное, чтоб фонарик не сдох…
– Мда… Целый заместитель командующего самой мощной в мире флотилии ядерных стратегов торчит посреди сопок с поломанным «козлом», бл… и зависит от какого-то фонарика… Работай, Ястребов, бл…! Фонарик должен гореть!
Адмирал выплюнул сигарету и сразу прикурил новую:
– Что, лейтенант, холодно, бл…? Ты сам кто?
– Ко-о-ома-а-андир десят-т-того от-т-т-тсека, тов-в-в-варищ ад-д-д-дмирал!
Меня просто колошматило от холода, и я ничего не мог сделать с неподвластными мне зубами, своим перестуком коверкающими и без того невнятную речь.
– Холодно? Ты, механическая поросль, на мостике не стоял часов по шесть, бл… Хотя там хоть чай горячий приносят… Сейчас бы согреться, бл…
Насчет согреться я был с ним совершенно согласен и как-то автоматически подхватил его мысль:
– Так-к-к-к точ-чно, тов-в-варищ ад-д-дмирал… Ту-ту-тулупчик б-б-бы не пом-м-мешал…
Кольцов повернулся ко мне лицом, которое я, к счастью, едва различал в темноте.
– Лейтенант! Ты эмбрион, бл… зародыш офицера! Только проститутки и политработники греются посреди тундры тряпками, да и то ни тех, ни других тут нет, бл… Шила бы стакан, бл…!
