«Нет. Вынесите собаку». – Она замахала на меня руками, как будто пытаясь смахнуть что-то неприятное с запястий.
Я вышел из магазина и пошел дальше. Я ни в коем случае не собирался привязывать Гоби и оставлять ее на улице.
Практически такую же реакцию мы наблюдали в следующей кофейне, а потом еще в одной, где мы остановились и присели на стульях перед входом. Я поил Гоби с рук, как во время забега, когда из дверей выскочил парень и велел нам уходить.
«Это только вода!» – сказал я, к этому времени немного раздраженный.
«Нет, – закричал он. – Нельзя делать. Уходи».
Мы шли домой весьма удрученные. Я понемногу начал понимать, каково пришлось Гоби, как и бесчисленному множеству других бродячих собак в Китае. Совсем невесело, когда с тобой обращаются как с отбросами. Больно, когда тебя так презирают и отвергают.
Если Гоби и задевало это, то она этого не показывала. На самом деле, она выглядела счастливее чем когда-либо. Когда мы шли, она держала голову высоко поднятой, а ее глаза ярко сияли. Было невозможно представить, что еще пару недель назад она была дворняжкой, блуждающей по улицам города, и даже глубокий шрам на макушке понемногу заживал. Но по тому, как она задирала правую заднюю ногу, избегая переносить на нее вес, было очевидно, что нам нужно ускорить ее операцию.
Однако перед этим мне предстояла еще одна задача. Причем гораздо более срочная. Мне нужно было зарегистрировать право собственности на Гоби на свое имя. По китайским законам, каждый владелец собаки обязан носить с собой лицензию, появляясь с собакой в общественном месте. Я слышал, что если меня поймают без нее, у меня тут же отберут Гоби.
Кики помогла мне оформить бумаги, и, решив этот вопрос и опустив регистрационное свидетельство на собаку в бумажник, я почувствовал, как гора свалилась с моих плеч. Теперь я не только узаконил свое положение, но и получил новую линию защиты на случай, если кто-то еще попытается предъявить право собственности на Гоби.
Чем больше времени я проводил с Гоби, тем больше я узнавал о ней. Чем больше я узнавал о ней, тем больше она меня изумляла и удивляла.
Каждый раз, когда мы проходили мимо какого-то мусора на обочине, она натягивала поводок и тащила меня туда, намереваясь найти в нем что-нибудь съедобное. Это подсказывало мне, что дни, проведенные на улицах Урумчи, видимо, были не единственным периодом, когда ей приходилось самой добывать себе пропитание. Мне часто приходилось наблюдать за тем, как она вылизывает обертки от продуктов, и оставалось только гадать, сколько еще секретов скрыто в ее прошлом.
Однако, несмотря на любовь к уличной пище, она еще в Урумчи доказала мне, что может легко принять более утонченный образ жизни. Я считаю, что не каждая собака пригодна к жизни в квартире, однако Гоби с легкостью приспособилась к ней. Было очевидно, что она никогда не чувствовала себя счастливее, чем в те моменты, когда лежала возле меня на диване, свернувшись клубочком и глядя мне в глаза. Она не лаяла, когда я был рядом с ней, не трогала те немногие предметы мебели, что были в нашем распоряжении, и в тех редких случаях, когда она не смогла дотерпеть, пока мы выйдем на улицу, я видел, что она чувствует себя виноватой.
Впервые такой инцидент случился вскоре после нашего переезда. В то утро я решил приготовить кофе в квартире, и не смог распознать знаки, подаваемые ею. Я подумал, что Гоби крутится и нюхает пол, потому что слышит, как в соседней квартире лает собака.
И только после того как она на минуту исчезла в ванной, а потом снова появилась, опустив голову и боком подходя ко мне, я понял, что что-то не так. Плотно прижав уши и опустив голову, она представляла собой воплощение угрызений совести.
Я пошел в ванную и обнаружил небольшую лужицу на полу. Бедняжка. Я рассыпался в извинениях, и, вымыв пол, тут же повел ее на улицу, к ее любимому месту туалета в кустах у входа.
Единственное, что Гоби не нравилось, – это оставаться в квартире в одиночестве. Я старался как можно меньше оставлять ее, но бывали случаи, когда другого выбора просто не было. Если мне нужно было сходить в спортзал, чтобы побегать на беговой дорожке, или если у нас заканчивались продукты, и мне нужно было выйти в супермаркет, ей приходилось оставаться одной. Почти всегда, когда мы выходили вместе, нас пару раз узнавали и просили сфотографироваться с нами. История Гоби получила большую известность в Китае, и, привязав ее у входа в супермаркет или Starbucks, когда мне нужно было зайти внутрь, я уже не так сильно рисковал, как мне представлялось раньше.
Однако оставлять ее было трудно. Я старался выскользнуть за дверь как можно быстрее, и зачастую мне приходилось удерживать ее, чтобы не дать ей выскочить следом. Уходя, я всегда тщательно проверял и перепроверял, заперты ли двери, и всегда слышал тот же звук, что и в тот раз, когда она переходила через реку. Этот полный боли, пронзительный плач каждый раз рвал мне сердце.
Так же глубоко, как и расставание, она переживала радость при моем возвращении: восторг переполнял ее, как и в тот день, когда мы снова встретились в доме Ма. Она крутилась, носилась по комнате и радостно лаяла от восторга и избытка адреналина. Наконец она успокаивалась настолько, что я мог взять ее в руки, и ее охватывало чувство глубокого спокойствия, как после перехода через реку. И сегодня я наблюдаю ту же картину: когда я держу Гоби на руках, я убежден, что ничто в этом мире ее не беспокоит.
Это великое чувство – когда живое существо тебе доверяет так сильно, особенно если знаешь, что в любой момент оно может уйти. Но Гоби никогда не выказывала ни малейшего признака того, что хотела бы быть где-то в другом месте, кроме как рядом со мной.
Каждое утро, проснувшись, я обнаруживал, что она наблюдает за мной, так близко подвинувшись ко мне, что я чувствовал ее дыхание на своей щеке. Чаще всего, если я не начинал сразу же играть с ней, она бросалась вылизывать мне лицо. Это было единственное проявление собачьей любви, которое в то время не казалось мне милым, и я тут же вскакивал с постели.
Мы быстро спускались вниз, чтобы она смогла сделать свои дела, однако для меня было очевидно, что больше всего Гоби хотелось вернуться в квартиру и броситься обниматься со мной.
Для меня быть объектом такой любви и преданности было особым чувством. Возможность заботиться о ней, давать ей внимание и нежность, в которых она нуждалась, пробуждала во мне чувства, спрятанные где-то глубоко в сердце.
Любовь. Преданность. Внимание. Нежность. Все это практически полностью исчезло из моей жизни, когда мне исполнилось десять. Прошло десять лет, пока я не встретил Лусию и не почувствовал, что все эти прекрасные вещи снова начинают наполнять мою жизнь.
Появление в моей жизни Гоби стало для меня шансом дать юному и ранимому существу то, что хотелось получать мне тогда, когда моя жизнь вышла из-под контроля. Я был нужен Гоби. И хотя я все еще не уверен, что могу правильно подобрать слова, чтобы передать свои чувства, я знаю, что ее спасение помогло мне исцелить раны, о которых я даже не подозревал.
