Наша дружба началась после моей второй ночи в квартире. Большую часть утра я провел, сидя с Гоби и надеясь, что дверь не распахнется, и к нам внезапно не ворвутся люди, чтобы схватить одного из нас. Наконец Гоби пришлось спуститься на улицу, чтобы сходить в туалет, и мы вышли. Стоя возле ее любимых кустов у входа, я наблюдал за людьми, входящими и выходящими из ресторана. Перед дверью парень жарил барбекю, и от него шел непередаваемый запах. К тому времени я уже пресытился лапшой моментального приготовления в пластиковых стаканчиках, которую я заваривал в квартире, поэтому я решил отнести Гоби наверх, убедиться, что она нормально устроилась, а затем вернуться и быстро перекусить.
Это было одно из лучших решений в моей жизни. В последний день гонки я ел барбекю по-синьцзянски, но этот был даже лучше. Официант принес большие куски пропитанной специями баранины на длинных шампурах. Я слизал жир с пальцев, откинулся и вздохнул.
Подняв глаза, я увидел, что с улицы за мной наблюдает несколько человек, ухмыляясь до ушей. Я улыбнулся и помахал им рукой, затем показал жестом, что наелся до сыта, и они засмеялись. Это было забавно; вскоре они вернулись и привели с собой еще десяток человек. Все они были примерно моего возраста или немного моложе. Они поздоровались со мной, сказали что-то о Гоби и пригласили меня выпить и еще перекусить с ними.
Они были знакомы с сотрудниками ресторана, и пока мы пытались общаться на ломанном английском и с помощью телефонных приложений, они угостили меня невыносимо острой лапшой, сунули мне в руку стакан с прозрачной жидкостью и пригласили чокнуться с ними. Не знаю, что это было, но, проглотив ее, я на несколько секунд потерял дар речи. Снова раздался взрыв смеха, и вечером я покидал ресторан, объевшись вкусной едой, слегка перебрав и споткнувшись на пороге, и в ушах стоял смех моих новых друзей.
Следующая ночь была нашей последней ночью в Урумчи. Кики сотворила чудо и организовала для нас с Гоби перелет в Пекин на следующий день. Она даже сама прилетела в Урумчи, чтобы убедиться, что все идет гладко. Она знала, насколько это важно, и понимала все предстоящие риски. Устроив дома Гоби и упаковав свои немногочисленные вещи, я вернулся в ресторан в надежде снова встретиться со своими новыми друзьями.
Мы снова отлично провели вечер. Пара рюмок задали тон вечеру; затем, не успел я еще ничего понять, как стол уже был заполнен шампурами, лапшой, и, наконец, уникальной конструкцией из чугуна, по форме напоминающей торшер с торчащими из нее шипами сантиметра два длиной, на которые была нанизана потрясающе вкусная ягнятина. Я не могу вспомнить, над чем мы смеялись и о чем болтали, но когда пришло время оплачивать счет, они настояли на том, чтобы я убрал деньги.
«Будешь чай?» – спросил парень, который знал несколько слов по-английски.
Я вообще предпочитаю кофе, но почти двадцать лет жизни среди англичан научили меня говорить да, когда мне предлагают чай. Не потому что я научился любить этот напиток, но потому что я знаю, что это обычно означает предложение провести время вместе.
Поэтому я ответил да и последовал за ними; мы прошли по дороге и вошли в низкую деревянную дверь в глубине улицы. Я думал, мы шли домой к кому-то из них, но, оказавшись внутри, понял, что это не дом. Это больше напоминало дорогой ювелирный магазин, только вместо витрин с кольцами и ожерельями там находились шкафы со стеклянными дверцами, в которых стояли металлические коробочки размером с пиццу, но в четыре раза глубже.
«Я продаю чай» – сказал мой новый друг. Затем, проведя меня за стол из красного дерева почти во всю длину комнаты, он сказал: «Садись!»
Я наблюдал, как он сел на стул напротив и расставил перед собой набор чайничков глиняного цвета и изящных пиалок, ножик с деревянной ручкой и набор циновок. В комнате наступила тишина, все наблюдали, как его руки порхают над приборами, сначала открывая одну из металлических баночек, затем вынимая из нее крупинки чая. Он влил воду в пиалки и покрутил ее с изяществом фокусника за карточным столом. И когда через несколько минут он налил мне чашку янтарно-желтого чая и предложил выпить, я понял, что никогда не пил ничего прекраснее.
За этим последовали новые порции, все они готовились и выпивались почти в полной тишине. Ощущения были не то чтобы странные или необычные; они были особые. Я никогда ничего подобного не испытывал.
Постепенно разговоры и смех возобновились. Они доставали телефоны и показывали мне видео, где они танцуют в квартире, празднуя чей-то день рождения. Они показывали мне фотографии с прогулок в парке и с подготовки к какому-то важному мероприятию. Они были забавными, и в компании с ними я вспоминал поисковую команду, где все тоже умели смеяться вместе. Никто не пытался быть лучше других, никто не пытался исключить кого-то из группы.
Эта атмосфера кардинально отличалась от той, в которой я жил в Уорике, будучи подростком. Не знаю, благодаря чему – чаю или компании, или тому, что наконец, спустя столько времени, мы с Гоби собирались сделать огромный шаг в сторону дома, я начал ощущать глубокое умиротворение в отношении всего происходящего.
Наконец пришло время прощаться. Мы обнялись перед дверями магазина, и я пошел домой с двумя пакетами чая, который они подарили мне. Поднимаясь на лифте, я осознал, что они снова оплатили счет в ресторане. Они ни разу не попросили меня показать им Гоби, несмотря на то, что, когда я показывал им группу в WeChat и новости в прессе о ней, у них загорались глаза. Им не нужно было ничего от меня. Они просто предлагали дружбу, абсолютно бескорыстно.
Я нервничал, прощаясь с Гоби у стойки регистрации в аэропорту, но Кики объяснила, что перевозить ее в салоне вместе со мной было абсолютно невозможно. «Держись там!» – сказал я, глядя на решетку контейнера, который мы для нее купили. Я положил туда для Гоби свою старую футболку, – самую роскошную для нее подстилку. Несмотря на это, было видно, что она понимает, что происходит что-то странное.
В течение всего трехчасового перелета я почти не переставал переживать из-за Гоби. Могу ли быть уверен, что она попала в самолет? За это время слишком много раз что-то шло не так, чтобы я начал беспокоиться из-за такой возможности. Затем пребывание в багажном отсеке. Я знал, что она справится с холодом – ее поведение в горах Тянь-Шаня показало, что она выносливая собака – но как она переживет все эти странные шумы? Последний раз ее держали взаперти у Нурали, и она убежала оттуда. Я не мог себе представить, каким стрессом для нее будет снова оказаться взаперти.
Я надеялся, что Гоби спокойно перенесет полет, и с волнением ожидал ее появления у багажной ленты. Когда контейнер с ней наконец подъехал ко мне, чувство облегчения было гораздо больше, чем я мог себе представить. Но недолго. С первого взгляда я понял, что Гоби во время перелета отчаянно боролась: она сгрызла поводок, раздавила бутылку с водой и выглядела как после десяти раундов бокса. Было очевидно, что во время перелета она была в панике, и увидев ее в таком состоянии, я осознал, что дорога в Великобританию станет для нее настоящим стрессом.
Кики сразу повезла нас в свою гостиницу для собак и по пути рассказала план. После того как Гоби проведет тридцать дней в заведении Кики, ей разрешат лететь в Англию, где она пробудет четыре месяца на карантине. Мне не нравилась мысль о том, что Гоби проведет без меня столько времени, но это был оптимальный вариант. У меня были обязательства на работе, к которым я должен был возвращаться, и Кики обещала присылать много фотографий и видео нашей девочки, постоянно держа меня в курсе событий. Было видно, что Кики любит животных, и мне показалось, что она сразу же привязалась к Гоби. Это чувство было взаимным, и я знал, что весь тот месяц, что они проведут вместе, будет наполнен объятиями и поцелуями.
