«Чтобы я боялась какой-то девчонки? Фи!»
– Вот и правильно. Будем учить ее любить российских млекопитающих, а не каких-то там американских слонов. Да?
«Я постараюсь!»
– Я пока понятия не имею, что мы будем делать в этом доме, но предупреждаю: фикусы там драть нельзя!
«Когда это я драла фикусы?!»
– Это потому, что их у нас нет. – Марьяна, окончательно успокоившись, подняла кошку на вытянутых руках и посмотрела снизу вверх. Фелька обреченно висела. – Ну и денек. Пора спать, утро вечера мудренее.
И о плане, придуманном на пару с Ленкой, тоже забывать нельзя. Но он подождет пару дней.
Екатерина Васильевна повздыхала, повздыхала и подписала Марьяне отпуск за свой счет, начиная с завтрашнего дня.
– Ты сегодня уж, пожалуйста, отработай. Надо график перестроить, пока я буду тебе временную замену искать.
– Спасибо вам еще раз огромное, Екатерина Васильевна!
– И фотографии свои привези, не забудь.
Коллеги временному уходу Марьяны огорчились. Карина, пришедшая на вечернюю смену, так и вовсе расстроилась.
– Блин! При тебе порядок, как в гестапо, а еще неизвестно, кого возьмут.
– Ну ты сравнила! – возмутилась Марьяна.
– Погорячилась. Порядок, как в Кремле.
– А что, там порядок? Да ладно! А почему тогда в стране такой бардак?
– Давай, Ковалева, мы твою кандидатуру выдвинем на следующих президентских выборах, и всё станет как надо.
– Давай, – легко согласилась Марьяна.
Со вчерашнего дня настроение у нее исправилось. Чего слезы лить? Всё же хорошо. Деньги Иван предложил просто отличные, работать на знакомого лучше, чем на незнакомого, кошку с собой разрешили взять… Марьяна не могла дождаться, когда расскажет эту новость маме.
На Водный она поехала сразу после работы. Привычно купила продукты в ближайшем к дому супермаркете, затащила их в квартиру и улыбнулась вышедшей навстречу маме:
– Привет. Ты как сегодня?
– Нормально. – Мать оглядела ее с ног до головы. – А ты почему такая радостная?
– Мам, Антон мне помог на четыре месяца временную работу найти, более денежную, – сообщила Марьяна, расшнуровывая «говнодавы». Мама смотрела на них скорбным взглядом. – Из Америки приехал Иван Райковский, представляешь? И ему нужна такая домработница-администратор. Вот я и согласилась. И платить он мне будет очень хорошо.
– Райковский? – Мама помолчала. – Вот как. Вернулся, значит. Один или с женой?
– С дочкой. Ее Ева зовут, она очень милая.
– Когда это вы познакомиться успели?
– Вчера.
– Так ты с ним уже встречалась, что ли?
– Ну да. Иначе как бы я приняла его предложение поработать… Мам, ты что, против?
Лия Николаевна вздохнула.
– Идем, я чай заварила… Продукты в холодильник положить не забудь. Поговорим.
Недоумевая, Марьяна пошла следом за матерью в кухню, таща пакеты. Когда в дом приходила дочь, а не гостья (например, тетя Арина), мама накрывала чай на кухне, а не в гостиной. По-семейному.
Наскоро распихав по полкам холодильника продукты, Марьяна села на кухонный диванчик и посмотрела на мать.
– В чем дело? Что тебя расстроило?
– Расстраивает меня то, что ты связываешься с Иваном Райковским, – проговорила мама, садясь напротив. Мягкий свет кухонной лампы красиво обрисовывал ее лицо, всё еще притягательное, несмотря на возраст, и играл в золотистых волосах, уже тронутых сединой. – Видишь ли, наше общение с Райковскими тогда прервалось не просто так. Они… поступили не очень хорошо по отношению ко мне и твоему отцу. Я не хочу останавливаться на подробностях, мне неприятно об этом вспоминать. Да и не думаю, что тебя это касается. Но Иван тогда активно поддержал своих родителей, и получается, что тоже повел себя не лучшим образом. Я хочу тебя предупредить…
– Подожди, мам, – перебила немного растерявшаяся Марьяна, – ты о чем говоришь?
– О предательстве, – отчеканила мать. – Можешь считать, что Райковские нас предали. А их сын их поддержал.
– Я не знаю, о чем идет речь. Но то, что Иван поддержал своих родителей в чем бы то ни было, закономерно. Я бы вас, может, тоже поддержала, если бы знала, в чем дело. – Марьяна немного расстроилась. Она представляла, как мама обрадуется новостям, а тут такое… – В любом случае дяди Эдика и тети Светы уже давно нет. А Иван ту историю если и помнит, то значения ей не придает. Зато у меня есть шанс заработать тебе денег на лекарства на год вперед. Разве не хорошо?
– Может, ты всё-таки что-то другое поищешь?
– Не понимаю, – задумчиво сказала Марьяна, – я же для тебя стараюсь. Почему ты не хочешь меня поддержать?
На вопрос мама не ответила. Лия Николаевна обладала удивительной способностью неудобные вещи просто не слышать. И сказала она совершенно другое:
– Ты же знаешь, что я не могу работать вот уже много лет. Пока был жив отец, его зарплаты нам всем хватало. Но сейчас… Разве ты думаешь, что если бы я по-прежнему могла петь, то не обеспечивала бы себе жизнь? Разве ты думаешь, что я брала бы у тебя деньги, если бы была здорова? Марьяна, я иногда не могу понять, что за фантазии бродят в твоей голове!
– Да, – вздохнула Марьяна. – Бродят. По всей видимости. Только я о них не знаю.
Эту фразу мама тоже предпочла проигнорировать.
– Я у тебя ничего не прошу.
– Конечно, а я и не говорю, что просишь. Я тебе помогаю, потому что ты моя мама и я тебя люблю.
– Вот видишь. И ты знаешь, что волноваться мне вредно. Поэтому подумай о том, стоит ли тебе работать с Иваном.
Если бы это был не Иван, может, Марьяна и засомневалась бы. Мама всегда говорила очень убедительно, умела заронить в душу дочери зерна сомнений, прораставшие там пышным цветом. Только в некоторых моментах Лие Николаевне не удалось передавить дочь – в том, что касалось квартиры или Фельки, например. Остальное… Марьяна привыкла прислушиваться к матери. Это было зашито у нее в подкорке и никак не преодолевалось. Любовь – страшная штука: мы любим наших близких, даже когда они говорят или делают что-то, с чем мы категорически не согласны. Или говорят нам вещи, которые делают нас мельче, трусливей, неуверенней…
«Впрочем, – подумала Марьяна, – нет. Это я позволяю неуверенности прорасти, я лелею сомнения. Мама тут ни при чем. Однако насчет Ивана никаких сомнений нет».
– Стоит. Других вариантов на данный момент нет, а такую возможность я упускать не буду. – Марьяна прямо посмотрела матери в глаза. – Нам необходимы деньги на жизнь и на твое лечение.
– Если бы ты продала квартиру…
– Нет.
