Забулькал мобильник. «Нина легка на помине, ха-ха-ха, хи-хи-хи, Злата пишет стихи», – пробормотала редактор и взяла трубку:
– Нина Сергеевна, приветствую! А я тут как раз…
– Добрый день, золотко, – проворковала трубка, – ну как там наши дела?
– Дела – ну как, работаем… Вот только что ко второй повести перешла…
– Как мило, Златочка, вы стремительны, как…
– …домкрат…
– Что, простите?
– Нет-нет, ничего! Если вопросы будут – я соберу в файлик и вам пришлю, ну как обычно, да?
– Конечно, дружочек, как обычно, вы мой ангел, моя великая китайская стена. Златочка, я, собственно, чего звоню – вы, надеюсь, относитесь ко мне предвзято, то есть, хочу сказать, вполне положительно, и потому простите мне кое-какие хулиганства… В сущности, вся наша жизнь – это всего-навсего несколько устоявшихся сюжетов, нового никто не придумал… Одним словом, наберите, как закончите, а то уж и верстка не за горами… Ну, хорошего дня, Златочка!
– И вам, – ответила редактор, однако абонент уже отключился.
Редактор Злата сварила кофе, вернулась в кресло и углубилась дальше в повесть, которая называлась «По фактической погоде». Героиня действительно встретилась в кафе, но не с первой любовью, а с одним из своих бывших практикантов, умным сероглазым юношей с периферии. Юноша благодаря своим талантам и хватке закрепился в столице, у них с героиней внезапно состоялся интереснейший разговор, который им захотелось продолжить, да так, что героиня быстро перенесла интервью с дамой-психотерапевтом, и они с молодым человеком поехали кататься на речном трамвае…
Чем дольше читала Злата, тем меньше верила своим глазам, потому что, начиная с этого эпизода в кафе, писательница Нина разделала под орех ее собственную, Златину, историю, неочевидные подробности каковой еще недавно смаковала вся редакция.
В журнал на практику просилось довольно много студентов-дипломников, но главный редактор брала всегда только одного, непременно красавца-парнишку, который в результате выполнял исключительно функции курьера и вообще мальчика на побегушках, закупавшего кофе, заказывавшего картриджи или букеты, гонявшего до аптеки, отвозившего в такси на дачу пьяного арт-директора и так далее. Эти Костики, Владики и Олежки сменялись раз в полгода, не имея ни единого дальнейшего шанса приступить непосредственно к творческой работе в издательстве, и последний из этой череды, Володя, поразил Злату в самое сердце своим «г» фрикативным и огромными серыми глазами. Их служебный полуроман довольно быстро стал достоянием общественности и вызывал у коллег женского пола полный восторг своей больше чем двадцатилетней разницей в возрасте. «Наша-то старушка-пампушка, а? Не теряется!» – развязно подмигивали друг другу бильд-редакторши в курилке, юные рекламщицы шушукались и прыскали в кулачок, когда Володя подходил к Златиному столу и привставал на одно колено, чтобы поговорить с ней – он был огромного роста и нежно смотрел Злате в глаза, как вполне такой трафаретный трогательный жеребенок с пушистыми ресницами. Володя длинным шагом несся из столовой, таща возлюбленной на пластиковой тарелочке яблоко и печеньки; когда они уходили из офиса, он накидывал ей на плечи свою кондовую кожаную куртку, пропахшую табаком и умопомрачительно бездарной какой-то туалетной водой; он встречал ее перед работой у метро и провожал домой почти каждый вечер. Все ждали новогоднего корпоратива, ибо именно после него, полагали коллеги, «у них все будет». Злата не слышала этого ничего, в ее голове только вспыхивали петарды ужаса на тему «я ему гожусь в матери». Она была уже десять лет в разводе, единственный в жизни взаимный роман когда-то перерос в довольно унылые брачные отношения, она не умела принимать ухаживания и до спазма в горле боялась, что в один прекрасный день юный поклонник заскучает и не встретит ее у метро. В чем она ему и призналась через некоторое время.
Володя обожал кататься на речном трамвайчике, с детской непосредственностью реагируя на все, что вызывало у него интерес или восторг, громко хохотал, они со Златой изъездили всю Москву-реку, пока позволяла погода. Он робко брал Злату за руку перед ее подъездом, пожимал и, замирая, ждал ответного пожатия. В отличие от героини редактируемого текста, женщина жила одна, ее взрослая дочка парой месяцев раньше переехала на съемную квартиру, матери звонила раз в неделю и вообще существовала автономно, решительно и свободно. Злата кавалера домой не приглашала, только позволяла себе посмотреть в щелочку между занавесками – стоит ли еще внизу, ищет ли взглядом окна?.. Он стоял, и Злата оседала в кресло с блаженным сердцебиением – да! «Да! Это он для меня, зрелой тетки стоит!.. Значит, не такая уж унылая, не такая уж уродина, еще интересна..! И неважно, что ничего не будет, спасибо, спасибо, что довелось еще хоть что-то пережить!..» Злата благодарила мироздание, она задыхалась, она была счастлива, и ей не было стыдно ни перед кем.
На новогодний корпоратив Злата не пошла, потому что накануне свалилась с каким-то гнуснейшим вирусом. Вызвала дочку, та притащила лекарств, быстро сварила морс, взбила пюре, приготовила на пару дней голубцов и отбыла по своим делам, пожелав матери «скорей вычухиваться, праздники же». Впервые Злате предстояло одной входить в следующий год, она с кривой ухмылкой представляла, как закажет себе какой-нибудь снеди в прозрачных контейнерах, типа утиного филе с брусникой, зажжет наконец огромную ароматическую свечку, привезенную черт-те когда из Испании, и будет тыриться в телевизор, выключив звук на послании президента, вплоть до боя курантов. Мысли о юном курьере-воздыхателе она старательно отгоняла – с января на его место должен был поступить уже новый кандидат, шансов увидеться еще раз было немного. «Хорошенького понемножку, – лицемерно думала Злата, – повеселили общество – и будет… Я толстая, снулая разведенка, все, что было сердцу мило, все давным-давно уплыло…» Она повторяла себе эту фразу столько раз, что, когда раздался звонок в дверь, была совершенно не готова принять этот соткавшийся на пороге намечтанный, вымученный, сладкий эпизод оглушительного женского счастья.
Володя исчез наутро, пока Злата спала вполне блаженным сном. Телефонами они так и не обменялись за все время их знакомства. Злата прождала его все праздники, боясь выбежать вниз в круглосуточный магазин за продуктами – вдруг она выйдет, а он как раз появится. В конце концов она написала записку, прикрепила на дверь и совершила забег до супермаркета, обернувшись минут за пятнадцать. Записка висела на месте. Десятого января Злата вышла на работу, прожила кое-как планерку, на которой был представлен «новый Володя», коренастый смуглый парень с восточным именем. Коллеги поглядывали на Злату с разными выражениями лица – кто сочувственно, кто злорадно, но все более-менее вопросительно. Злата не завела на работе близких знакомств, держалась всегда вежливо и дружелюбно, а любые попытки навязаться в наперсницы, которые участились с появлением в ее жизни Володи, пресекала на корню. Жизнь вошла в послепраздничную колею, новый курьер исправно выполнял свои обязанности, про Володю никто не вспоминал, как будто его и не было. Прошел почти год, и снова впереди маячили праздники.
