— Где он? Он был здесь… Сэмиии… он же был здесь…
И сына накрывает. Он уже не сдерживается, готовый унизиться, готовый броситься в ноги этому бесчувственному ублюдку, замораживающему его своим молчанием. Готовый на что угодно ради нее. Ради них обеих.
"Отец… прошу. Они обе умрут. Ей не справиться без тебя… Умоляю, Ник. Отзовись… ты же не хочешь ее смерти… она умирает. У меня на руках, дьявол тебя побери"
И его голос. Голос, который сродни благословению небес, потому что Сэм понимает — отец не сдержался. Какова бы ни была причина его молчания, он ответил, а значит, придет.
"Тогда помоги ей сам… Сэм. Ты же сильный. Что значит для такого, как ты, напоить своей энергией мать?"
"Я пытался… пытался, понимаешь? Ребенок. Он убивает ее… и умирает сам, отец. Твоя дочь. Она умирает прямо сейчас. Отец"
Молчание. Секунды. Драгоценное время. Автомобиль с ревом вырывается из стен Асфентуса, и Рино бросает вопросительный взгляд через зеркало на молодого Мокану. Если бы тот видел, если бы он понимал, насколько похож на своего отца. Рино самому, как и Марианне, периодически казалось, что позади сидит сам Князь, а не его несовершеннолетний сын.
И, наконец, Сэм облегченно выдыхает и расслабленно откидывается на сиденье, и Рино тоже понимает, что Ник придет.
"Назови место."
Два коротких слова. Два слова, которые в этот момент казались важнее и больше, чем "я люблю вас", чем "вы самое дорогое, что у меня есть", чем любые другие абсолютно бесполезные сейчас признания.
* * *
Он не солгал. Она умирала. Она ожесточенно боролась с резью в животе, то выгибаясь, то сжимаясь на руках у своего сына, несшего ее к широкой кровати в одном из брошенных домов, принадлежавшем, судя по запаху, оборотням.
Пока он укладывал Марианну на кровать, успокаивая тихим шепотом, я прошел к одному из помещений, явно ощущая чужое присутствие в этом доме. Так и есть. Семья из трех ликанов, испуганно взвывших, когда я распахнул дверь огромного гардероба, завешанного дорогой, но уже потрепанной одеждой. Мародеры. Обкрадывали убежища вампиров днем, а по ночам скрывались, используя вербу для отпугивания ослабленных голодом врагов. Вполне распространенное явление тут, в нейтральной зоне, по умолчанию не принадлежавшей никакой из враждующих сторон. Схватил женщину и волоком протащил в спальню, где Сэм продолжал поглаживать мать по волосам, опустившись на колени перед кроватью, а Рино нетерпеливо ходил из стороны в сторону, явно сдерживаясь от желания закрыть уши ладонями.
— Ты, — обращаясь к ликанше, не решавшейся подняться с пола и причитавшей что-то о своем ребенке, — ты поможешь ей разродиться, и я отпущу тебя, твоего мужа и вашего щенка целыми и невредимыми.
Волчица быстро-быстро кивает головой, начиная оглядываться и замечая остальных.
— Мне… мне нужна вода… таз… тряпки и что-нибудь… что-нибудь, чтобы вставить ей в рот, чтобы она не… не кричала так громко.
— Так достань, — прорычав ей в лицо, перекошенное от ужаса.
— Ты, — обернувшись к ощетинившемуся Рино, — помоги достать все это.
Сэм подтолкнул Рино в спину в направлении к двери.
— Я поищу, Рино. А ты подожди на улице.
С нажимом. Зная, как реагирует ублюдок на команды. Но меня перестало все это волновать, как только я посмотрел на Марианну. Как только увидел, как над ней склонилось бестелесное черное нечто. Тоненькая белая энергия воспарила по стене к этому нечто, с громким чавканьем поглощавшему его.
И волной ненависти отбросить эту тварь в толщу стены. Моя. Только мне решать, сколько ей жить и когда умереть.
В голове очень тихо раздалось насмешливое:
"Знаем мы, как ты можешь решать относительно нее, зависимый ублюдок. Лучше б ты так на порошке плотно сидел… "
Зажмуриться, сосредотачиваясь и взрываясь приказом в мыслях Марианны.
"Я здесь… Посмотри на меня, Марианна".
Она резко открывает глаза, наполненные слезами, и мое сердце… то самое… сгорающее в ледяном пламени сердце, падает в желудок, потому что я слышу ее шепот:
"Любимый… ты пришел… Любимый… ".
Обжигающей дрожью по телу, гребаными кислотными мурашками от этого ядовитого "любимый", чтобы услышать голос внутри: "Скольких, кроме тебя, она так называла, когда ей что-то было нужно? Не счесть"
— Пришел, Марианна. Пришел. И ты еще горько пожалеешь об этом.
* * *
Сэма трясло. Его знобило так, будто в его руках были высоковольтные провода. Он смотрел в окно, как отец, стоя у изножья кровати, вливал энергию в Марианну. Напряженный, сосредоточенный, со вздувшимися на лбу и больших ладонях венами, он насыщал своей силой мать. Сэм ощутил, как его собственное плечо сжала чья-то сильная рука, и услышал хриплый низкий голос.
— Они справятся. Они всегда со всем справлялись.
Молча кивнул. Он не мог говорить. В горле пересохло, язык казался распухшим, а зубы стучали.
— Эй, парень, успокойся. Все позади. Это же Мокану. Он поможет ей.
Сэм снова кивнул, неспособный посмотреть на двоюродного брата. Он знал, что Рино тоже едва с ума не сошел, пока вез их сюда. Возможно, это было жестоко — просить именно Смерть везти их к отцу, рисковать, оставив Викки и маленького сына в убежище, но он был Хозяином города и знал все дороги как свои пять пальцев.
Ник резко выдохнул, распахнув глаза, и Сэм подался к окну, стискивая зубы, чтобы не закричать. Волна страданий, еще более сильная и ужасная, накрыла Марианну. И если ее ощутил Сэм, находясь за стенами дома, то Ника она ударила прямо в солнечное сплетение. Отец согнулся и резко вскинул голову, поворачиваясь к нему и оскалившись… и только сейчас Сэм замер и ощутил, как ужас пробирается в его сердце. Глаза Ника были абсолютно белыми с голубым ободком зрачка. Он не заметил этого раньше, будучи занятый умирающей матерью.
— Дьявол… отец…
Вырвалось нечаянно, и хватка Рино на плече стала сильнее.
Что произошло с Мокану? Что должно произойти, чтобы чьи-то глаза потеряли цвет? Какие ужасы они видели? Точнее… что могло стать кошмаром для такого Зверя, как Николас Мокану?
А потом словно обухом по голове понимание еще одной несостыковки: все это время Ник не подошел к Марианне. Не прикоснулся к ней. Все это время… этот гребаный час, что Сэм простоял на холоде, уверенный, что своим присутствием помешает отцу… помешает этим двум, между которыми всегда была связь настолько сильная, что даже их дети казались рядом с ними лишними… помешает им снова потянуться к друг другу… Но, нет. В этот раз — нет.
Все это время Мокану не сделал и шага к матери, стоя возле ее ног. Не подошел, не провел рукой по волосам, не коснулся лица. Он просто вливал в нее энергию. На расстоянии. Так, будто просто выполнял механическую работу. Так, будто его волновал только ребенок. Сэм машинально перевел взгляд на левую руку отца, которой он вцепился в перекладину кровати. И в эту же секунду дерево хрустнуло, не выдержав натиска. Почему он сдерживает себя от близости с женой?
