Возможно, кто-то сказал бы, что Сэм должен быть благодарен отцу, сохранившему ему жизнь… а он все больше ненавидел это исчадие Ада. И его ненависть подпитывалась воспоминаниями об оставленных под лучами солнца друзьях и нечеловеческим чувством вины перед ними.
И, наверное, нет. Он не чувствовал себя уставшим. Изможденным. Истощенным. И не столько с борьбой с реальными врагами, сколько с образом любящего Ника в голове матери и сестры.
Перед глазами всплыло воспоминание, как вокруг траншеи, в которой прятались они с Велесом, взорвалась земля, как падали на их головы с затянутого тучами неба комья грязи, смешанные с останками тел нейтралов и не успевших превратиться в прах соратников. Сэм ощутил, как начало покалывать пальцы даже сейчас от желания прикрыть голову ладонями. Они не были хорошо обученными воинами, видевшими на протяжении долгих лет смерть и кровь. Они были двумя испуганными подростками, впервые столкнувшимися с ужасами войны. Они закричали. Но он кричал не от страха, а от безысходности, когда вдруг показалось, что это он… это Морт решил все-таки избавиться от них наконец. Он слышал истошный крик, накрывшего его своим телом Велеса, и думал о том, что на самом деле боялся умереть именно так — по приказу родного отца.
Но затем, когда осели клубы дыма, грязи и пыли, они увидели Рино вместе с Арно, перемазанных землей и кровью. Именно Смерть со своим помощником и помогли им вернуться из того капкана, в который загнали парней нейтралы, в убежище. В то время, как его мать "занимала" мужа. Собой. Сэму пришлось закрыться от ее мыслей, чтобы не начало корежить от той смеси эмоций, которые сотрясали Марианну в тот момент. Уверенный, что Ник не причинит физического вреда беременной жене, и поэтому не желая становиться свидетелем их встречи.
Он думал, сможет привыкнуть к этому ее состоянию. Он ошибся. Его начала раздражать всеобъемлющая любовь и вера в Ника с ее стороны. И он безумно, дико разозлился, узнав, как сильно она рисковала ради него. Рисковала собой, нерожденной малышкой, оставленными в убежище детьми для того, чтобы спасти его задницу. Чувство вины становилось все больше и больше, обрастая словно снежный ком новыми слоями отчаяния и ненависти к отцу.
Сэм вернулся в реальность, услышав тихий голос сестры, полный праведного гнева. Он ее не слушал, да и ни к чему было слышать слов, он знал — как всегда, защищает Мокану. Сэм решил сыграть на другой ноте. Ему надоело спорить с Ками. Он хотел тишины. Хотел одиночества. Им удалось с Рино и Арно притащить в убежище около ящика крови, но, дьявол, как же это мало было для всех тех, кто там прятался. И сейчас он просто хотел набраться сил. Война еще не окончена, и Самуил просто не мог позволить себе раскиснуть в самом ее разгаре. Именно поэтому он вскинул бровь, снова открывая глаза, и протянул тихо-тихо, зная, что Ками услышит.
— Лучше скажи, это он тебе написал снова?
Плечи Ками напряглись, она поджала губы и вскинула голову, стиснув в руках смартфон.
— Он, действительно, безбашенный ублюдок, если продолжает общение с тобой.
— Он не делает ничего плохого.
— Всего лишь нарушает мой запрет.
— Ну, скажем так: я давно не маленькая девочка, чтобы ты мог распоряжаться, с кем мне дружить, а с кем нет, Самуил.
Злится. Дышит тяжело. Это хорошо. Пусть злится из-за этого утырка, не значащего абсолютно ничего в их жизни, чем из-за отца.
— До тех пор, пока ты остаешься мой МЛАДШЕЙ сестрой, — выделил голосом, усмехнувшись, когда она так ожидаемо закатила глаза, — именно я буду определять твое окружение, малышка.
— Черта с два.
— Фу, как некрасиво для принцессы.
— Сэм, я серьезно: не вмешивайся в то, что тебя не касается.
Сэм резко подался вперед, поднявшись на ноги.
— Сейчас, когда нейтралы орудуют везде, когда за нашими семьями ведется охота, когда за твою и мою головы назначена внушительная награда… Сейчас и впредь, до тех пор, пока не исчезнут враги Черных Львов, пока будут существовать оборотни, демоны и охотники, ты, Камилла Мокану, будешь находиться под моей защитой. И мне плевать, нравится тебе это или нет.
Рывком прижал к себе сестру и вдохнул запах ее волос, чувствуя, как он потек по венам, успокаивая, позволяя, дышать равномерно. Единственная женщина, кроме матери, которую он мог касаться так просто.
— Он смертный. Он не причинит мне вреда. Я сильная, ты же знаешь.
Ее голос смягчается, и Сэм прячет улыбку в ее локонах. Они никогда не сорились с сестрой до недавних пор. Им незнакомо чувство обиды друг на друга, они не умеют завидовать друг другу, а эти срывы в последнее время объяснялись одним коротким словом — война.
— Каждый человек — потенциальный охотник. А этих тварей обучают убивать даже сверхсильных бессмертных, маленькая.
— Ты настолько непреклонен именно к нему, Сэм, — она всхлипнула, и Сэму захотелось разодрать себе грудную клетку, причинить боль, только бы суметь уменьшить ее страдания, — Каин совершенно не такой, каким ты его представляешь. Он… он другой. Он лучше всех остальных. Он добрый. Он благородный. Ко мне.
Важное уточнение в конце, потому что репутация этого урода, прослывшего едва ни главным оторванным ублюдком в колледже, шла далеко впереди него самого.
— Его называют Хаос, Камилла. Его называют Хаос не просто так.
Она ушла, продолжая сжимать в маленькой ладони телефон, и Сэм ощутил собственное бессилие. Она не просто похудела. Его девочка осунулась, истончилась настолько, что, казалось, еще неделя подобного состояния голода, и Ками просто исчезнет.
Нет, королевской семье по-прежнему удавалось находить какие-то крохи для пропитания. После того, как они съели всех смертных. Осушили досуха. Многие отказывались до последнего от такого решения проблемы. Тот же Влад. И Анна. Но в проклятом городе не было уже животных или птиц. И со временем королю пришлось склонить голову к горлу пойманной внуком испуганной девочки, и жадно выпивать из нее жизнь. Благородство благородством, но, когда на кону стоит безопасность и защита твоей семьи, люди перестают казаться чем-то большим, чем просто еда.
И Сэму надоело смотреть, как медленно угасает жизнь в его близких. Ему осточертело просыпаться после двухчасового сна, больше он себе отдыхать позволить не мог, и с ужасом думать о том, что кошмар, который он только что видел с закрытыми глазами, мог осуществиться наяву. Его обессиленная сестра. Его истощенный голодом маленький брат. Мать… мать с огромным животом, но такая худая, почти прозрачная. Ему снилось, что ее рвало. Впрочем, это не было неожиданностью. Марианну на самом деле тошнило сутки напролет. А во сне… в этом кошмаре, повторявшемся каждый раз, когда Сэм позволял себе забываться, он видел, как ее рвет. Как она стоит у ног высокого темноволосого мужчины. Сэм никогда не видел его лица, но интуитивно знал, кто он. Кто ублюдок, безразлично наблюдающий за страданиями своей жены. Ее рвало до тех пор, пока она не начинала задыхаться, пока из ее рта не полезло нечто… и Сэм слишком поздно понимает, слишком поздно срывается с места, чтобы подскочить, чтобы помочь, не дать ей рвать собственным ребенком.
