— Но как так, Арман? А другие банки? А фонды?
— Все прогорело. Сделка за сделкой. Мы понесли колоссальные убытки и задолжали так много, что нам никогда не расплатиться. Все будет распродано за долги. Смерть не простит ни копейки. За каждый просроченный день сумма возрастает в два раза. Даже после продажи всего имущества мы останемся ему должны.
— Да кто он такой, черт возьми, этот сукин сын? Неужели нельзя…
— Нельзя, Викки. Смерть — хозяин Асфентуса. Каждый, кто попал к нему в долговую яму, или стали его рабами, или отдали долг своей жизнью.
— Тогда зачем ты пошел к нему? Зачем, Арман?
— У нас не было выбора. После суда и наложения запрета мы оказались в дерьме, из которого можно было выбраться, лишь вложив крупную сумму в новую кампанию, у нас такой суммы не было.
Арман взъерошил свои темные волосы и посмотрел мне в глаза обреченным взглядом. Сейчас мне казалось, что он не похож сам на себя. Он боялся. От него воняло страхом. Диким. Первобытным ужасом, паникой.
— Он не посмеет угрожать нам. Мы не какие — то оборванцы с улицы. Мы из клана Северных Львов. Мы известны, мы…
В ответ Арман протянул мне лист бумаги, и я взяла ее дрожащими руками.
«Ты можешь расплатиться с долгами Арман Рассони. Ты или твой тесть сами придете ко мне, и я лично решу, какую часть тела из вас вырезать за каждый процент долга. Это будет бесконечно и очень больно, Арман. Твоя агония может растянуться на годы. За кровь чистокровного вампира высшей расы очень хорошо платят. Выбирай.
Я люблю давать право выбора. Ты, Эйбель…да не важно, кто из вашей семейки, отдадите долг кровью. Если тебе подходит, то я жду тебя в Асфентусе. Впрочем, я великодушен. Я дам тебе неделю на раздумья…а вдруг тебе повезет, и ты сможешь расплатиться. Если нет, то я все равно найду тебя, и ты позавидуешь мертвым».
Я сглотнула и посмотрела на Армана:
— Что это значит?
— То, что он хочет добровольного донора, Викки. У него таких тысячи. Это их способ выживания.
— Наши законы..
— Очнись! — Арман сорвался на истерический крик и меня передернуло от осознания, насколько он боится этого неизвестного Дьявола по кличке Смерть. Какие законы в городе беззакония? Асфентус — это Ад. Там один закон — неписаный. А проклятый ублюдок творит все, что хочет, и никто не может положить этому конец. Никто не решится сунуться в Асфентус. Более того, это граница с иным миром. Это бешеная прибыль. К услугам Смерти прибегают высшие мира сего. Он знает столько безобразных и страшных тайн, сколько не слышала ни одна исповедальня и тысячи священников, отпускающих грехи вместе взятые. Информация правит миром. Ценная информация правит вселенной. В кулаке у этого долбанного ублюдка может оказаться каждый.
Весь нелегальный бизнес проходит через Асфентус. Этот сукин сын богат как дьявол и неприкосновенен, как, мать его, Иерусалим.
Я вышла от Армана и теперь бродила по улицам. В кармане ни копейки, все кредитки заблокированы, даже на сотовом денег хватит разве что на пару звонков.
Я нащупала визитку одного скандально известного режиссера и выдохнула. Это последняя надежда на новую роль. Пусть даже в малобюджетном фильме с высоким рейтингом, который не допустят в прокат во многих странах мира, но это выручка. Какое — то время я смогу забыть о голоде и подумать обо всем, что сказал Арман.
Но меня ждало дикое разочарование. Он не предложил мне роль…Проклятый, жирный, вонючий сукин сын предложил удовлетворять его похоть за деньги.
Положил на стол пачку купюр и расстегнул ширинку, предлагая стать на колени и взять в рот его маленький, сморщенный член. Я разодрала ублюдку горло. Выпила его досуха и, шатаясь как пьяная, вышла на улицу. От вкуса живой крови помутился разум, и я с ужасом поняла, что очень скоро начну убивать не от ярости, а от голода, который толкнет меня на улицу, а потом и в руки Совета Братства.
Что там было написано в проклятом письме?
Я достала сотовый и набрала номер Ива. Пусть побудет моим водителем в последний раз. Отвезет меня прямиком в Ад. Я истерически рассмеялась, вытирая окровавленный рот тыльной стороной ладони. Возможно, это будет последняя игра в моей жизни — игра со Смертью.
Глава 3
Я сидел на крыше недавно построенной больницы, наблюдая, как оживает Асфентус. Город — призрак. Самый настоящий город греха и разврата, совершенно не похожий ни на один другой и прекрасный именно этим. Асфентус просыпался как — то сразу, после захода своего серого солнца, редким лучам которого удалось сегодня пробиться сквозь мрачные облака и загнать на целый день в укрытие большую часть своих жителей. Он мгновенно наполнялся звуками и запахами, воплями несчастных жертв и громким чавканьем и рычанием хищников, поймавших свою добычу, зазывными криками шлюх и руганью местной шпаны, толкавшей дурь.
Я втянул в себя затхлый запах смерти и безнадёжности, насквозь пропитавший стены города. Самое место для выродка — полукровки, которым я и являюсь. И пусть даже крысы в этом разрушенном месте склоняют передо мной головы, признавая своим королём и Господином, а за спиной вполголоса называя не иначе, как Смерть. Асфентус — моя крепость, моё детище, ставшее когда — то новым смыслом моего существования.
Внизу раздался детский крик, и сразу после него — громкие проклятья грубым мужским голосом. Я спрыгнул вниз и выругался, увидев, как здоровый татуированный вампир содрал трусы с маленькой девочки и пристроился между её ног, закрыв ей рот окровавленной ладонью и довольно скалясь в лицо испуганной малышке лет восьми. Она беззвучно плакала, широко распахнув в ужасе огромные серые глаза. И на секунду перед взглядом появился образ другой сероглазой девочки, по щекам которой так же беззвучно катились слёзы сочувствия к зверю, прикованному к клетке. Она вцепилась в руку своего отца, умоляя разрешить поиграть с НИМ и убеждая, что верит дикому существу, исподлобья наблюдавшему за этой сценой.
Это была первая наша с Викки встреча вблизи. Но именно после неё кардинально изменилось моё отношение к маленькой девочке, которую я считал исчадием Ада только из — за её отца. Которую ненавидел только за то, что у неё были родители и семья. За то, что ей искренне улыбались и с нежностью прикасались к щекам, волосам. За поцелуи, которыми её одаривали. За всё то, чего у меня никогда не было и быть не могло.
Хотя я долгое время и не понимал, что вообще означает это слово. Семья. Абсолютное пустое для одних, и смысл жизни для других. Откуда мог знать рождённый в неволе сирота, что такое любовь, и кто такие отец и мать? Кто мог его научить состраданию и взаимопомощи? Да и незачем знать обреченному на вечные муки, что такое ласка и забота. Ведь лишившись их, он бы мучился не только от физической боли, но и подыхал бы от тоски по утраченному.
Когда Доктор впервые подвёл к моей камере крохотное существо с ангельской улыбкой на губах, я долгое время не мог понять, кто это, и почему жестокий вампир так бережно держит его ладошку. Почему он поднимает его на руки с такой осторожностью и заботой, будто боится причинить боль, будто оно ему невероятно дорого. До этого момента я никогда не видел детей. Я не понимал, что и сам когда — то был ребёнком. Хотя нет. Я никогда и не был ребенком. Выродком, грязным животным, мерзкой крысой, ублюдком и долбаным Носферату. Но никогда — ребенком. А когда Доктор заговорил, то я не поверил своим ушам. Казалось, я ослышался. В голосе не было и намёка на холодные и брезгливые нотки, к которым я привык.
