— Валерия Свирски. Клан Черные Львы. Я убила Асмодея… он не выполнил условия сделки… — я должна была играть ту версию, которую мы приготовили с Зоричем, и я играла. — Красный порошок… ублюдок не дал мне красный порошок.
Он сжал мое горло, не сильно, но от прикосновения по коже пошли мурашки и мне захотелось закрыть глаза и зарыдать, впиваясь в его руки, целуя ладони, захлебываясь запахом его кожи.
— Купила зелье. Дорого заплатила… очень дорого.
Голос сорвался, и я посмотрела ему в глаза — голубой лед…
Нет, мне не было страшно за свою жизнь… мне было страшно, что он здесь. Кто он теперь? Что чувствует? О чем думает, когда задает мне эти вопросы. Меч еще не нашли — он становится невидимым, если его не касаться. Когда его найдут, мне придется или заговорить, или замолчать навечно… но мой муж заставит говорить… он сумеет вытащить любое признание. Не зря занимает эту должность.
В этот момент внутри возникло то самое сомнение. А вдруг это игра, стратегия? Его голос в моей голове, который отличается и по тону, и по звучанию от металлического голоса вслух. Ведь получить признания можно разными способами.
Вздрогнула от свиста плети в воздухе, сжала руки в кулаки, и волна страха прошла по телу. Я все еще панически боялась этого звука… хлыст, рассекающий воздух, а потом мою плоть. Зажмурилась, увидев, как в равнодушные глаза загорелись бешенством. Я причинила ему боль своими словами, когда сказала об Асмодее.
Ник схватил меня за волосы, и я невольно сжалась, видя, какой дикой яростью горит его взгляд, а потом эта ярость сменяется отчаянной злостью. Он отпустил мои волосы и сжал руки в кулаки.
— Я знала, что меня ждет. Я знала на что иду. Что тебе рассказать? Я убила демона. Все. Как я это сделала — не важно. Моя семья теперь в безопасности.
Специально подчеркнула слово "моя" и посмотрела на него… Боже. Как же я хотела понять, что он чувствует. Есть ли для него НАША семья или эти годы, когда он превратился в настоящего монстра, стерли его любовь даже к детям?
Ник развязывал мои руки, и я смотрела, как он растирает мои кисти, касаясь… и адреналин забился в висках. Я сжала его пальцы невольно, сильно, до боли в собственных суставах, неожиданно для себя самой. Жажда прикоснуться оказалась сильнее всего, что происходило вокруг. Словно одно измерение внутри другого. В одном — Ник чужой, палач, а в другом — он мой… мой… любимый, который не прикасался ко мне долгие пять лет, и он автоматически сейчас растирает мои руки, смотрит на меня с каким-то диким отчаянием, когда всего секунду назад был готов разорвать на части. И еще он сказал это — "НАША семья". Повернул мои ладони и, увидев подушечки пальцев, прижался к ним губами, я чуть не застонала вслух, в груди застряло рыдание, мешая дышать.
— Ник… меня поздно спасать. Пусть Нейтралы делают свою работу… а о семье и детях я подумала прежде всего и сейчас спокойна — им ничего не угрожает.
***
Меня увели в камеру. Она больше напоминала каменный мешок. В ней ничего не было, ни одного предмета, кроме каменного стола, кольца с цепью в стене, железной миски на полу, грязной, ржавой и крана с длинным шлангом. Своеобразный душ. Я присела на корточки и обхватила себя руками. Больше суток без крови… скоро начнет лихорадить, появится слабость и тошнота. Первые признаки голода, первые разрушения клеток. Повысится чувствительность ко всему, включая холод. А здесь холодно. Не просто холодно, а очень холодно. Смертный превратился бы в кусок льда, которыми покрыты стены и потолок. Тонкой коркой мерзлоты. Двое стражников вышли за дверь, и я закрыла глаза, стараясь успокоиться. Услышала их приглушенные голоса:
— Она заговорит. Очень скоро. У него такие методы развязывать языки, которые не снились никому. Виртуоз, мать его, к каждому заключенному свой подход. Никаких сантиментов.
— Помнишь того из черных Львов, англичанина, который его узнал… вроде даже были близки они.
— Которого освежевали и приварили к лицу маску?
— Да, тот кусок мяса, который дохнет и гниет в подвале.
— Тот самый, который кричал ему, напоминая о былой о дружбе и лишился языка?
Они захохотали, а я сжалась от ужаса. Это о моем муже… о Нике. Это он хладнокровное, бесчувственное чудовище. И самое страшное — я ни секунды не сомневалась, что это правда.
Теперь меня мучало двоякое чувство. С одной стороны, та часть меня, которая так хорошо знала Ника… она была уверена, что он не даст мне погибнуть, а вот другая уже сомневалась во всем… Никогда нельзя быть уверенным в Николасе Мокану, особенно если ты уже давно ничего для него не значиш, и, возможно, он лишь играет для тебя определенную роль.
От голода у меня кружилась голова. То зелье, сыворотка, ослабила все мое тело. Я чувствовала, как трясутся руки и ноги, печет горло. Я потеряла счет времени и теперь раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь согреться, не прислоняясь к стенам. Я даже не услышала лязг замков, шаги.
"Марианна, подними голову"
Его голос врывался в сознание, и я приподняла тяжелую, свинцовую голову.
"Малыш, как ты? Очнись, родная"
— ВСТАТЬ.
Я перевела взгляд с Ника на стражей и с трудом, удерживаясь за каменную стену, встала на ноги.
"Ты вся дрожишь. Тебе холодно?"
Я кивнула. Ник прошел вглубь камеры и махнул рукой, давая стражу знак приступать к истязанию. Вжалась в стену, когда один из Нейтралов подошел ко мне и принялся рвать мою одежду. От прикосновения его липких ледяных пальцев по телу прошла дрожь паники и ужаса. Я еще не понимала, что происходит. Я настолько привыкла доверять ЕМУ, что даже сейчас, после всего, что подслушала, где-то в глубине души верила, что со мной он так не поступит. Наивная? Возможно. Рядом с ним всегда глупая и наивная.
"Малыш, вчера ты спрашивала, хорошая ли ты актрис? Вот сейчас мы это и проверим. Я прошу тебя, Марианна, кричи, так громко, как только можешь…"
— Приступай, — крикнул Ник второму стражу.
Когда меня обнажили полностью — я закричала:
— Не надо. Пожалуйста.
Неужели насилие? При нем? И он позволит?
Посмотрела на Ника и вложила в свой взгляд все презрение и ненависть, увидела, как полыхнули красным его глаза, когда он посмотрел на меня, дрожащую, прикрывающуюся руками. Возбуждение или ярость… Боже, я перестала его понимать и чувствовать, или голод туманит мое сознание?
"Хорошо, Марианна. Молодец. Все будет хорошо. Только слушайся меня…"
Он подошел к каменному столу и сел на него, лениво глядя на меня, потом на стражей. Ни одной эмоции на бледном красивом лице. Нейтрал приблизился к крану, торчавшему из стены, и взял в руки шланг. Мои глаза расширились от ужаса.
"Смотри мне в глаза, Марианна. Смотри, не отрываясь. Все будет хорошо, малыш…"
— Открывай — четкий сухой приказ.
