Ведьма смотрела на них, пока сидела в машине, и сердце болезненно сжималось за обоих. Когда со стороны видно намного больше, чем думают эти двое. Их одержимость друг другом невозможно скрыть даже за вот этим диким отчуждением. Напряжение Марианны, ярость, боль в голосе и жестах Ника, когда еще до конца не пришло осознание, что это конец, но подсознательно он чувствует свое бессилие. И дети между ними. Несчастные, не понимающие, что происходит. Никто, кроме Сэми, который все это пропускает через себя и переживает не меньше, если не больше самих Ника и Марианны. Только Фэй уже знала, что это конец. Внутреннее ощущение, когда рвутся все веревки, стальные тросы, да что угодно. Рвется то самое, что держало этих двоих вместе, но всегда останется тонкая невидимая нить, ее не разорвет никто и ничто. У них одно сердце на двоих, и рано или поздно они сойдут с ума от разлуки.
Фэй отошла от окна и спустилась по широкой лестнице вниз. Все заседание напоминало то самое, которое прошло три года назад. Только тогда на скамье подсудимых был Николас. Сейчас судили короля.
Фэй слушала показания свидетелей, обвинение, защиту. Смотрела, как перешептываются в зале и смотрят на Анну. Обвинения были сняты одно за другим. Как позорные кандалы, как метки, которые смывались после слов каждого свидетеля защиты. После показаний Ника, Анны, самой Фэй. Мокану предоставил бумаги, обличающие не только Демона, но и некоторых судей. Нескольких из них уже вывели из залы. Начался ажиотаж и крики, споры. Заседание закрывалось на перерыв несколько раз и снова открывалось. Ее смутило, что во время этих перерывов Ник скрылся с главой Нейтралов в дальнем кабинете. Они не выходили оттуда около часа. Все время, пока длился перерыв. Фэй боялась, чтоб Ник не сказал чего-то лишнего. В ярости он способен многое испортить. Но Мокану вышел из кабинета с бесстрастным выражением лица и она успокоилась.
После подачи документов Асмодею запретили свидетельствовать, Эйбеля взяли под стражу до выяснения обстоятельств. Алекс выступила с обвинениями в сторону Влада, но она была очень сдержана и в конце признала, что все происходило добровольно. Записи видеокамер не показывали по просьбе как обвинения, так и защиты. Их не взяли и как улики. По окончанию заседания Суд вынес вердикт, который запрещал Асмодею появляться в мире смертных, отнимал у Эйбеля все полномочия проходить выборы в ближайшее столетие. Влад был полностью оправдан, но решения о возвращении трона не было принято до самого окончания заседания. Здесь же, в здании суда прошло голосование и большинством голосов Воронова снова провозгласили Королем. Все присутствующие склонили головы перед своим правителем. Заседание объявили закрытым. Фэй смотрела на счастливые лица родственников, на триумфальный выход короля из залы суда. На ненависть в глазах демона и понимала, что это еще не конец. Будет ответный ход, обязательно будет. Пусть не сейчас, а через время.
В доме Вороновых готовились отметить свадьбу и возвращение короля. Только Фэй не чувствовала радости, у нее было стойкое ощущение, что эта война хоть и закончилась, но финальный удар еще не нанесен. Произойдет нечто масштабное, но что именно, она пока не осознавала и не видела, просто внутри росла тревога. Особенно когда понимала, что далеко не все счастливы в этот день, но точки поставлены окончательно и бесповоротно.
***
Я улыбалась гостям отца, стараясь поддерживать беседу, иногда бросала взгляды на широкие стеклянные двери, точно зная, что он придет и мне ужасно не хотелось, чтобы это застало меня врасплох… Меня разрывало от желания ЕГО увидеть и одновременно хотелось бежать отсюда так быстро, насколько смогу.
Увидеть Ника означало новую боль, борьбу, войну с самой собой, а я устала воевать. Мне было проще, чтобы он был где-то далеко. Вне физической досягаемости от меня.
Я сдерживала себя невероятным усилием воли, кусала губы, сжимала пальцы рук, чтобы не думать о том, что скоро он приедет и нам придется увидеться снова. Ближе к полуночи я уже была готова сбежать снова, куда угодно. Снять гостиницу, переночевать в машине, я даже собралась извиниться перед отцом и уехать прямо сейчас, но его новый партнер из Европы вдруг заинтересовался работой моего фонда и все же отвлек на себя внимание. Он расспрашивал о благотворительных акциях, в которых мы раньше принимали участие и какова реклама для спонсоров фонда. По каким каналам европейского телевидения говорят про наш фонд и насколько он известен. Я терпеливо отвечала на вопросы этого напыщенного индюка, одетого с иголочки, с блестящими от геля волосами и скользкой улыбочкой мачо, а он бросал весьма красноречивые взгляды в вырез моего строгого черного платья или на ноги, а иногда весьма откровенно смотрел мне в глаза и проводил кончиком языка по своим тонким губам.
— Вы лично сопровождаете спонсоров на подобные мероприятия?
— Обычно ее сопровождаю я. А спонсоры добираются сами на своих иномарках или общественном транспорте.
Я вздрогнула и резко обернулась — Ник стоял у меня за спиной и, прищурившись, сжимал зубами сигару. Он сверлил взглядом англичанина и тот мгновенно стушевался. Его глазки забегали.
Я мгновенно занервничала… сильно. Мне казалось, я чувствую его близость физически, каждой клеточкой своего тела… и это невыносимо. Особенно, когда он настолько красивый, как недосягаемая мечта, которая была у меня в руках и вдруг стала не мечтой, а кошмаром… и все же этот кошмар манил к себе с такой силой, что у меня свело скулы и заболели глаза. От его красоты.
Черные волосы небрежно растрепаны, слегка зарос и эта синяя рубашка, оттеняющая его глаза, с распахнутым воротом, в вырезе видна сильная шея и тонкая цепочка, на которой покачивается мое кольцо… то самое, что я бросила ему в лицо в порыве ненависти. До боли захотелось провести ладонью по заросшей щеке, большим пальцем по капризной нижней губе, зарыться лицом там, на плече, где пахнет его кожа и волосы, и в изнеможении застонать от его близости… Боже. Это наваждение. Это проклятие. Это зависимость на грани с безумием.
— Я имел в виду, присутствуют ли спонсоры на подобных мероприятиях? — как-то невнятно ответил англичанин и нахмурился. Похотливый блеск в его глазах тут же погас. Еще бы. Когда Зверь пронизывал его насквозь, внушая подсознательный ужас и панику.
Я посмотрела на Ника, потом снова на Питерсона, и кивнула:
— Да, обычно присутствуют.
Резко встала с кресла. Как всегда, сердце предательски билось в тысячу раз быстрее, когда он рядом. Только если я сейчас не уведу Ника подальше от Питерсона, то этот разговор превратится в перепалку, а мне нужны спонсоры в фонд. А еще я не хочу портить прием в честь столь важных событий для отца, а Ника это не остановит, если он придет в ярость.
Я хотела позвать Ника и вдруг поняла, что у меня сел голос, даже произнести его имя вслух больно. Потому что он больше не мой. Не мой муж, не мой мужчина… не мой любимый… чужой. "Николас Мокану никогда и никому не принадлежал"… а мне тем более.
— Ник… нам нужно поговорить, у тебя есть несколько минут для меня? — выдавила я и почувствовала, как от его ответа вся кровь бросилась мне в лицо, а потом отхлынула. Ник медленно повернулся ко мне, все это время он сжигал презрением Питерсона, который явно мечтал исчезнуть. Как всегда, невыносимый взгляд синих глаз, пронизывающий, тяжелый окутал меня гипнозом, похожим на марево наркотика. Только дышать становилось все труднее и труднее, зная, что Ник настолько близко, мне стоит сделать несколько шагов, и я рядом, просто смотрю ему в глаза, один раз… а потом еще и еще… бег по кругу.
