— Итак, мой приговор тебе, Изабелла Мокану: ты приговариваешься к промыванию своего грязного, гнилого рта… настоем вербы.
Открутил крышку и начал вливать ей в рот. Эта сука извивалась подо мной, хрипя, давясь жидкостью и всхлипывая. Я же будто наблюдал со стороны, любуясь ее агонией, впитывая в себя каждый ее стон, получая удовольствие от причиняемой боли. Ненадолго отстранился, даря призрачную иллюзию окончания пытки и с удовольствием слушая ее истошные вопли. Все ее тело сотрясала крупная дрожь, кровавые слезы окрасили покрывало кровати в черный цвет.
— Ты очень красивая, Изабэлла. Безумно… — схватил ее за волосы, оттягивая голову назад. — И с момента нашей встречи в клубе, Бэлла, я мечтал только об одном.
Она с усилием, но смогла открыть глаза, непонимающе глядя на меня. Наклонился к ней и прошептал практически в губы:
— Я мечтал, Бэлла, показать тебе твое собственное сердце.
Резко движение — и острые когти разрывают нежную плоть. Уже через секунду в серых глазах навсегда отпечаталось сердце, пока еще по инерции трепыхавшееся в моей руке.
Глава 14
Полуразрушенные дома, холодный пронизывающий до самых костей ветер, завывающий в разбитых окнах. Мрачное небо над головой, будто бы забывшее на долгие десятилетия о существовании солнца и затянутое унылыми серыми тучами. Асфентус приветствовал каждого гостя дикими криками чужой боли и вечным запахом страха, которым пропитался каждый клочок земли и сухие безжизненные деревья, что подобно безмолвным стражам наблюдали за происходящим в этом странном месте. Асфентус. Город диких Носферату и сбежавших от наказания мятежников, дешевых шлюх и отъявленных наркоманов. Он способен внушить ужас каждому, кто осмелится ступить на эту территорию. Каждому, но не мне. Омерзение — возможно. Но никак не испуг, жалость или удивление. Никакой жалости к обитавшим здесь отбросам общества. Жалость унижает сильных и убивает слабых. Самое бесполезное из всех человеческих чувств.
За локоть схватилась очередная проститутка, визгливо предлагая незабываемо провести время за дозу красного порошка. Посмотрел на серое лицо, осоловевшие рыбьи глаза, и меня передернуло. Сильно сжал костлявую руку и отбросил шлюху прямо в дерево, растущее рядом.
Шагавший рядом Серафим спросил:
— Я так понимаю, ты решил навестить Рино?
Мы уже сутки находились в Асфентусе. И только полчаса назад удалось узнать, что в дом главы города вчера вошла молодая красивая девушка с темными волосами и яркими сиреневыми глазами. Полукровка ее привез лично. И один из парней Рино утверждал, что это была именно дочь опального короля Влада Воронова. Измученная, ослабленная, но целая и невредимая.
Именно потому, что его новость оказалась хорошей, парень и остался жив, в отличие от тех шестерых, которые либо наводили на ложный след, либо ничего не знали. Этому я поверил сразу. Тем не менее, не помешало бы удостовериться об этом от самого Рино. Так как сомневаюсь, что Влад захотел бы говорить со мной о дочери. Даже после того, как получит свадебный подарок, что я ему нес. Да, черт подери, Воронов решил жениться по всем законам бессмертных. А это означало, что я очень вовремя подготовил тот самый ящик с бомбой, который взорвет к чертям собачьим Эйбеля и его приспешников. Осталось только выяснить, женился Влад для отвода глаз Нейтралам и во избежание обвинения, или все-таки нашлась та, что затуманила хладнокровный разум моего брата.
Повернул голову в сторону ищейки:
— Ты всегда все правильно понимаешь, Зорич.
Нас встретили возле входа на территорию полукровки заявлением, что сегодня мы его увидеть не сможем. Но услышав мое имя, все же провели в дом.
В большой зале столпилась куча разношерстного народа, среди которых было много Черных львов. И все они притихли при моем появлении. Кто-то отводил глаза, кто-то сжимал руки в кулаки, некоторые смотрели с презрением. Ненависть ощущалась в воздухе. Дикая, животная ненависть ко мне. Если бы они могли, набросились бы на меня всей толпой и тут же растерзали на мелкие кусочки. Оскалился, демонстрируя клыки, и толпа, словно огромная волна, отхлынула назад. Усмехнулся, обводя взглядом всех этих бывших аристократов, когда-то склоняющих головы передо мной, а сейчас ненавидящих. Хищники, мать их. До сих пор боятся.
Но вот вперед выступил хозяин дома и протянул мне руку:
— Черт, Мокану, тебе тоже резко разонравились роскошь и комфорт мира смертных?
Улыбнулся, склонив голову набок и отвечая на рукопожатие:
— Как я мог пропустить свадьбу собственного брата, Рино?
Он прищурился и тихо произнес:
— Все зависит от того, захочет ли он тебя видеть.
Скривился в ответ на его реплику:
— Так и будем здесь разговаривать, или проведешь меня в кабинет?
Он кивнул и пошел вперед, а я следом за ним. Как вдруг парень резко остановился и посмотрел куда-то в сторону, но, повернув голову в том же направлении, я ничего не заметил.
— Знаешь, Мокану, тебя проводят в кабинет, а я туда сейчас поднимусь. У меня появилось неотложное дело.
И с этими словами он пошел прочь, а я последовал за здоровым лысым детиной в кабинет, где сразу направился к бару и достал бутылку виски и два бокала.
Буквально через пять минут в кабинет вошел полукровка и нервно прошел к своему столу. Он молча принял бокал из моих рук и, осушив его до дна, со стуком опустил на стол. Нервничает?
— Послушай, Мокану, я знаю, что если ты появился здесь, то это не сулит ничего хорошего ни мне, ни моему дому. Я бы не хотел, чтобы от него остались одни камни после вашей с братом встречи. Так что не тяни, говори, зачем пришел.
— Я уже сказал, я пришел поздравить своего брата со свадьбой. И не с пустыми руками. У меня для него подарок.
Вытащил из кейса папку с документами и положил на стол. Он тут же взял ее, и, не открывая, посмотрел на меня разноцветными глазами:
— А подарок ты, судя по всему, передаешь через меня?
Ухмыльнулся:
— Мы с ним в последний раз не совсем хорошо расстались… Так что пусть он полежит пока у тебя. Послушай, Рино, — я наклонился к нему, положив руки на стол, — вчера сюда пришла моя жена…
Он медленно улыбнулся, так как ждал этого вопроса, и откинулся на спинку кресла:
— Ты ошибаешься, Николас, Изабэлла Мокану никогда не появлялась в Асфентусе, сколько себя помню.
Схватил его за воротник и встряхнул, испытывая неуемное желание врезать по ехидной морде:
— Не зли меня, Рино. Ты отлично понял, о ком я спрашиваю. Отвечай, Марианна здесь или нет?
Он вздохнул и выразительно посмотрел на мои руки, всем своим видом давая понять, что и слова не скажет, пока не отпущу. Сучий потрох. Что в нем всегда восхищало — это бесстрашие. Оттолкнул его назад и убрал руки.
