В это момент я снова истерически рассмеялась, а потом решительно поднесла стакан к губам…
За одну секунду перед глазами промелькнуло много картинок, целый калейдоскоп, и ни капли сожаления ни о чем. Я поднесла стакан к губам и в этот момент он разлетелся на осколки. Жидкость разлилась мне на руки разъедая кожу, а я даже не почувствовала боли, медленно повернулась и увидела Дэнэ, опускающего пистолет.
— Зачем? — Я не узнала собственный голос — ЗАЧЕМ? — Заорала так громко, что задрожали стекла, и я бросилась на него с кулаками. Я била его по груди, пачкая своей кровью, а он стоял, как изваяние, не прикасаясь ко мне даже пальцем. У меня началась истерика, я не плакала, я просто сражалась с ним, как с ветряными мельницами, пока ноги не подогнулись, и охранник не подхватил меня, чтобы я не упала.
— Вы должны жить, Марианна… — тихо сказал он, а я с ненавистью посмотрела ему в лицо.
— Жить??? Ты называешь это жизнью? Он приказал следить за мной. Ты, как собака, выполняешь приказы. Жить? Я не живу, я подыхаю каждый день снова и снова.
Я падала, а он продолжал удерживать меня за талию, довольно крепко, пытаясь перехватить мою руку, израненную до мяса. Боже, кому я кричу? С кем говорю? Это же его церберы, когда он прикажет им меня разорвать — они разорвут, не задумываясь.
— Нет, не поэтому, — подхватил меня на руки и понес к постели… Я слышала его слова как в тумане, теперь меня било крупной дрожью, а сердце захлебывалось от разочарования и отчаянной беспомощности. Собственного бессилия против Монстра по имени Николас Мокану.
Дэн уложил меня на покрывало и, вытащив свою рубашку из штанов, быстро оторвал от нее полоску ткани. Хотел приложить к моей руке, но я отшатнулась от него, как от прокаженного.
— Не прикасайся ко мне. Ты… ты мог сделать вид, что не заметил, что не увидел. Мог… но своя шкура дороже. Ты знаешь, что меня ждет в этом доме. Не можешь не знать. Вечное заточение.
Он смотрел на меня, а я не могла видеть это взгляд. Эту жалость к себе. Господи. Это невыносимо. Я действительно жалкая.
— Вам принесут пакет крови, и рана затянется.
Мне было наплевать, я свернулась калачиком на постели и закрыла глаза. Пусть не затягивается. Потому что я не чувствовала боль, изнутри меня драло на части. Дэн снова взял меня за руку, а я закрыла глаза. Пусть делает, что хочет. Мне все равно.
Охранник перевязал мою руку и осторожно положил на мягкое покрывало. Меня продолжало трясти. Он ушел, и я стиснула челюсти. Внутри постепенно образовывалась пустота, засасывающая воронка, какое-то тупое равнодушие ко всему.
Через несколько минут Дэн все же вернулся.
— Я принес вам порцию крови. Выпейте, — протянул мне бокал, но я просто игнорировала его присутствие. Пусть оставят меня в покое. Хоть на это я имею право? Пусть все оставят меня в покое. Он еще несколько секунд постоял, переминаясь с ноги на ногу, затем поставил бокал на стол и ушел. Я всхлипнула и зарылась лицом в подушку, а потом тихо прошептала:
— Я ненавижу тебя… — приподнялась и громко закричала в темноту, — Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ.
И в этот момент я наконец-то смогла заплакать. Громко, навзрыд. Мне казалось, что внутри я сгораю, я даже чувствовала, как этот огонь пожирает мое сердце, оставляя угли, которые мгновенно застывая, превращаются в кусочки льда.
Глава 8
Когда Серафим позвонил мне, я был с Изабэллой. Немка полностью обнажилась и теперь, оседлав мои колени, в спешке расстегивала на мне рубашку. Услышав звонок, мельком глянул на экран и напрягся, увидев имя Серафима.
— Брось, Мокану, только не говори, что ты сейчас ответишь? — Изабэлла жалобно простонала в ухо, обводя мочку языком.
В груди появилось какое-то тянущее чувство, будто предчувствие катастрофы, поэтому я слегка отстранился от девушки и ответил:
— Зорич, искренне надейся, что у тебя достаточно важная причина для того, чтобы прерывать меня от более приятных дел, чем болтовня с тобой.
И он ответил. Спокойно ответил, вашу мать. Так, как умеет только Серафим. Без спешки или волнения. Абсолютно равнодушно произнес самые страшные слова, которые я когда-либо слышал в своей жизни:
— Марианна предприняла попытку самоубийства.
В первый момент я даже не понял смысла его слов:
— Ты что за ахинею несешь, Зорич? Повтори, — Голос сорвался на крик. — Повтори, что ты сказал.
И точно таким же бесцветным тоном он совершенно ровно повторил:
— Марианна предприняла попытку самоубийства, у нее оказалось одно из снадобий Фэй. Сильнодействующий яд. Только что было получено сообщение от Дэна.
Разум оцепенел, силясь переварить полученную информацию. Я смотрел в серые глаза голой девицы перед собой и с ужасом понимал, что они меняют цвет на сиреневый, наполняясь дикой болью. Протянул руку, касаясь ее щеки, провел пальцами по глазам в попытке стереть из них безысходность.
Голос Серафима прозвучал словно издалека, отдаваясь эхом в голове:
— Николас? Какие будут наши действия?
Моментально очнулся, осознавая, что та, которую я сейчас ласкал, не имела ничего общего с Марианной.
— Приготовь мне самолет, я сейчас же вылетаю.
Я скинул с колен вампиршу и кинулся к пиджаку, на ходу застегивая пуговицы рубашки.
"Марианна… самоубийство… Марианна". Не верю. Не могу поверить. Так не должно быть. Только не с ней. Моя девочка слишком любит жизнь, детей, свою семью… И меня… Пока еще любит.
Закрыл глаза, стараясь успокоить участившееся сердцебиение.
— Нииик, ты не можешь меня так оставить сейчас, — пронзительный голос Изабэллы ворвался в заторможенное сознание. Блондинка бросилась ко мне и вцепилась в пиджак.
Я посмотрел на нее, вначале даже не понимая, откуда она тут вдруг возникла. Конечно, она услышала все, что говорил Серафим.
— Какое тебе дело до этой истеричной идиотки, дорогой? Пусть бы отравилась и сдохла — нам же меньше забот.
Я разозлился настолько, что еле сдержал себя от желания вцепиться ей в горло или сразу вырвать гнилое сердце из груди. Но пока эта тварь была еще мне нужна. Схватил ее за шею и приподнял над землей. Сучка вцепилась мне в запястье, со страхом глядя на меня. Да, детка, никогда не забывай, что Мокану свою репутацию заслужил не одной сотней загубленных жизней.
— Еще раз услышу, как из твоего рта вылетает любое упоминание о ней, и ты пожалеешь о том, что можешь говорить вообще.
Швырнул ее на пол, и практически бегом помчался к машине.
Самоубийство… Но почему? Почему она хотела умереть? Вариант о том, что она могла узнать о своем новом положении, отмел сразу. Пока о разводе знали единицы. Средствами связи Марианна не обладала. Я приказал оградить ее от всего. Ни телевидения, ни интернета, ни тем более телефона. Тогда что? Что, гребаный ад, могло произойти такого, что она решила ТАК поступить с нами? Именно сейчас, когда все шло будто по накатанной. Так, как того требовал мой план.