Прощаться с ней на рассвете и вернуться снова, чтобы взять ещё раз. Жадно и ненасытно под довольное урчание вечно голодного по ней волка, с наслаждением вгрызаться в ее губы, дразнить пальцами, языком, пока не начала умолять взять ее, и от громкого, рваного «пожалуйста» уносит куда-то в космос, к звездам, которые огнепадом сыплются из глаз, когда тело сотрясает в очередном болезненно-сладком оргазме, а она провожает, глядя из окна вслед.
Отдать? Сейчас? Да я сам лично растерзаю каждого, кто посмеет отнять у меня мою девочку. И глядя на Сайяра, я понимал, что растерзаю и его самого, пусть только попробует перечить мне.
- Тогда он приведет сюда войско.
- Пусть ведет, - сказал я и выпрямился во весь рост, глядя на карту Соединенных королевств, – мы выйдем к нему навстречу. Не станем ждать. Маагар не знает местности. Мы заманим его к озеру и потопим все войско, как слепых котят.
Сайяр с недоверием смотрел на меня и гладил двумя пальцами светлую бороду.
- Как вы хотите заманить в озеро тысячное войско? И кто сказал, что с ними не будет проводника?
Я наклонился к Сайяру и усмехнулся, глядя ему в глаза.
- Чего или кого они боятся больше всего? Испуганные моим воем лошади понесут всадников в сторону леса. Туман сыграет нам на руку, Сайяр. Иногда врага бьют не численностью, а умом.
Я провел пальцем по карте прямо там, где проходила полоса берега.
- Вот здесь мы посадим срубленные ели, припорошим снегом. Лед на озере тонкий. С десяток человек выдержит, а вот лошадей и всадников нет. Проломится под ними, как тонкое стекло. Мы подпалим деревья и устроим им пекло. Сзади вода ледяная, а впереди огонь. Остальных добьем сами. Зайдем с тыла.
Сайяр смотрел на меня с искренним восхищением, его губы начали подрагивать, как от предвкушения, а потом вдруг взгляд погас, и он отвернулся.
- Это все равно риск. Если бы вы отдали лассарскую десу, то он бы вообще не пришел в наши края.
- Пришел бы рано или поздно, Сайяр. Не сегодня, так завтра. Весной бы точно пришел.
- К весне мы могли бы дать достойный отпор, а не рисковать всеми людьми, которые у нас есть.
- Мне сдается, или ты трусишь? Мы сделаем так, как я сказал. Одейю не отдам. Это моя женщина. Я найду в Лурде астреля, и нас обвенчают в этот раз по-настоящему. Потому что как только мы перебьем Маагарское войско у озера, я пойду на Талладас, с которого велиарий к тому времени выведет почти всех солдат, и возьму его. А сейчас ступай к гонцу и скажи ему, что деса Одейя останется здесь, а Вийяры могут только стать на колени и подставить моему народу свои высокородные задницы, смазанные салом, потому что мы вздрючим их, как только они ступят на нашу землю.
Я стукнул кулаком по столу, и Сайяр вздрогнул. Я понять не мог, почему он впал в такое оцепенение. Словно мой план ему не пришелся по душе или словно он боится и нервничает. А мне хотелось снова вернуться в Латран. К ней. Теперь нам не нужно уходить в поход, и я могу забрать ее обратно в Адвер. От одной мысли об этом заныло под ребрами и затрепетали крылья носа, словно я почувствовал запах моей маалан совсем рядом. Подошел к окну, наблюдая, как гонец выезжает за ворота Валласа. Как скоро войско Маагара будет здесь? Он написал, что уже вышел на Адвер. Что ж, дня через три он приблизится к лесу, а через шесть подойдет к первой Валласской цитадели. Там мы его и встретим, а потом загоним прямо к озеру.
Нахмурился, когда увидел, как по дороге из Латрана скачет один из дозорных. Гонит коня что есть мочи, так, что снег столбом стоит под копытами. Это предчувствие…оно появилось из ниоткуда. Безжалостно сжало грудную клетку, как в тиски, с такой силой, что я не смог даже вздохнуть. Сам не понял, как выскочил навстречу. Ворота открылись, а я быстрым шагом шел к нему, чувствуя, как внутри все холодеет. Мгновенно. Покрывается толстым слоем льда с такой скоростью, что я перестаю чувствовать свои легкие. Вместо кислорода они перекачивают ледяное, кровавое марево.
Дозорный скачет прямо ко мне, а мне кажется, что я не двигаюсь с места, а он не приблизился даже на шаг.
С коня соскочил и в ноги мне рухнул, а я за шкирку поднял, тяжело дыша:
- Говори! – проорал так, что он от ужаса дернулся в моих руках.
- Она…деса…она…, - он боялся произнести, я видел, как заплетается язык и отказывает голос. Его трясти начало и меня вместе с ним.
- Говори. Убью!
- Сбежала, мой Повелитель. Сбежалаааа. Помилуйте. Мы глаз не спускали. Помилуйте!
Зарычал, отшвырнул от себя в ярости, и тот навзничь упал в снег, прикрывая голову руками, а я на коня его вскочил и впился шпорами в бока с такой силой, что тот взвился на дыбы и сорвался с места, громко заржав.
И ни одной мысли. Внутри глухая тишина. Сам знаю, почему – не верю я ему. Не готов принять и осознать. Своими глазами видеть хочу. Сильнее ударяю по бокам жеребца, прислонившись к массивной шее, заставляя нестись на запредельной скорости.
Ворота Латрана поднялись, едва я приблизился, натягивая поводья, направил коня прямо к ступеням, спешился и помчался наверх.
Только нет ее здесь. Мог и не бежать по лестнице, отталкивая слуг. Волк не чуял её. Он уже выл внутри меня. От отчаяния и от боли. Зверь понял быстрее, чем я, что она ушла.
Вышиб дверь ударом ноги так, что та в щепки разлетелась, и зарычал в ярости, оглядываясь по сторонам. Пусто. Где-то в воздухе витает ее аромат, смешанный с моим, но он уже тает, растворяется, и я, рвано дыша, пытаюсь судорожно понять почему. Мать ее. Почему, Одейя! Почему сейчас?!
В ушах голос ее слышу, как говорит, что не уйдет больше, что любит, и смеюсь, как психопат, задрав лицо к потолку, потому что понимаю, каким я был идиотом. Поверил ей. Впервые кому-то поверил за столько лет. Сукаааааа. Маалан, какая же ты сука…умная, маленькая девочка-смерть усыпила мою бдительность настолько, что я смог поверить, что такого ублюдочного урода, как я, можно любить и желать. А она притворялась, Саанан ее раздери. Она играла со мной в очередную игру…Я слышал свой собственный хохот в пустой комнате, где ещё звучит по углам эхо её голоса и фальшивые признания, вперемешку со стонами.
Что же ты творишь, шеана? Я же опять найду тебя и теперь просто раздеру тебе грудную клетку и вытащу твое каменное сердце, чтобы забрать себе и спрятать в ту самую шкатулку, где хранились годами твои волосы. Я больше не смогу себя простить за то, что поверил тебе. Это конец. Закрыл глаза, стиснув челюсти и ощущая, как трещат зубы. Выпуская зверя, позволяя ему поймать запах…но зверь яростно рычит и в бессилии воет, бьется внутри, как в клетке. Он ее не слышит.
Я не помню, как оказался за пределами Латрана…Уже не я, а он. Мчится по снегу, загребая лапами, принюхиваясь, тяжело дыша и скалясь. Мечется по дорогам, то останавливаясь, то снова пускаясь в бег. Ее запах… Такое впечатление, что он везде и в то же время нигде. Путается где-то между деревьями, под сугробами, в морозном воздухе. Волк в отчаянии рычит и бьет лапами по мерзлой земле, мчится во весь опор на призрачный шлейф аромата. Все отчетливей и отчетливей, и адреналин начинает звенеть в висках вместе с дикой злорадной радостью, пока не находит ее шарф, намотанный на ветку дерева. Вцепился в него зубами, дергая вниз, оглядываясь по сторонам и с яростью понимая, что это был ложный след потому что запаха больше нигде нет…только на клочке материи. И мозг пронзает понимание, что помогали ниаде. Не сама сбежала. Кто-то сделал все, чтобы отвлечь меня, увести, сбить с дороги…Потому что Одейя дес Вийяр знала, что я буду искать…знала, кто из нас с моим зверем пойдет по ее следу. Я яростно разодрал на мелкие кусочки этот шарф и долго сидел, окруженный снежной пустыней, прислушиваясь к каждому шороху и ко льду, который паутиной расползался внутри заставляя рычать от боли и вздрагивать каждый раз, когда от холода дергалось сердце. Я перестал искать её запах. Я должен искать не его, а того, кто выводил ниаду отсюда, или запах её маленькой валлассарской служанки, которая сбежала вместе с ней. Лед потушил огонь яростной ненависти, окутав меня странным убийственным оцепенением. Пока волк не почуял чужих. Где-то вдалеке. За черными макушками елей и не вскинул морду в яростном оскале – лассары. Несколько человек. Направляются на конях к озеру. Зверь пригнулся, его уши навострились, убеждаясь в точности пойманного аромата и доносящегося стука копыт вдалеке. Волк сорвался с места.
