Но недоволен старик, страдает.
Отчего страдает человек? Почему просыпается ночью в тяжелой ломоте, будто вывихнул грудь, отлежал сердце? Спать хочется, а уж не заснешь, в поту весь, а познабливает. И дышать трудно. Супруга раскинулась посреди широкой импортной койки, сопит ровно, с легким свистом, иногда заведет ненадолго тонкий храп, да и опять угомонится в беззвучном удовольствии, – а мужчина мается, ворочается на краю. Просто беда… Чем, спрашивается, провинился перед Господом? Вот на Троицу даже в церкви был, ставил на всякий случай свечки, крестился – тем более теперь это можно. Много размышлял и несколько лет назад, несмотря на материализм, пришел к выводу, что Бог есть, частично признал ошибки прошлого, когда в соответствии с марксистско-ленинской подготовкой думал, что нет. Материализм материализмом, а Бог Богом… Ну, есть Бог, а легче от этого не стало. Так иногда грустно сделается бессонной ночью, что даже заплачешь. Лежит пожилой мужик и всхлипывает, как пацан, сопли тянет, углом простыни глаза трет. А Лауре, заразе, хоть бы что, дрыхнет, еще и шептуна запустит – правильно говорят, что у баб душа из ваты. Ничего ей не нужно, только внуков обкармливать да невестке в спину шипеть. Ты же тем временем мучаешься.
Некоторые считают, что в таких мучениях как раз проявляется человеческая природа, тяга к идеалу, данная нам свыше. Но на это мы так скажем: идите вы в жопу с вашим идеалом! На хера нужен ваш идеал, если от него только бессонница и удушье? Куда лучше бывало в годы службы – вернешься из зоны, примешь стакан под котлету с гречкой да и повалишься поперек одеяла как убитый, безо всякого идеала, иногда даже сапоги вместе с галифе Лаурка стягивала… Э-хе-хе, рад бы теперь снова в такую примитивную бездуховность, как говорит дура-невестка, да годы не те. Вот и лежишь, глядишь в потолок, а потолка-то в темноте не видно, только черная пустота.
В тяжкие ночные часы лишь одна мысль может отвлечь деда Эдуарда от унылого и бессильного погружения в депрессию, которой нередко сопровождается мужская старость (чего Эдуард Вилорович не знает, да и само слово "депрессия" ему неблизко знакомо). Вернее, не мысль, а идея, точнее, замысел. В связи с чем возник этот замысел в голове отставного майора, можно только догадываться. Скорее всего, как у марксизма, было у добролюбовского мечтания три источника и три составные части.
Первый источник – угрызения совести оттого, что жил он буржуйской жизнью, будучи по убеждениям твердым коммунистом. И жил, надо признать, хотя и с ночными терзаниями, хотя и с угрызениями названными, но не без удовольствия. Ну, не может человек не испытывать удовольствия в теплом бассейне при температуре окружающего воздуха плюс двадцать два в окружении антибских цветов и дерев накануне полдника с рыбой тюрбо и всем прочим! То есть человек может, человек все может, и плакать, когда его гладят шелковой рукою, и смеяться, когда плеткой охаживают, но организм-то знает наверняка, что хорошо, а что плохо. И организм радуется, отчего человек еще больше расстраивается.
Второй источник – сказки Пушкина в старом детгизовском издании с прекрасными картинками. Эдуард Вилорович, вообще, читать любил, но, ввиду общего несогласия с нынешней действительностью, читал для собственного удовлетворения немного: биографию полководца Жукова, газету "Советская Россия" и толстый журнал бесплатных объявлений о недвижимости, всегда откуда-то появлявшийся на столике в прихожей. А сказки Пушкина, сохранившиеся чудом еще со времен раннего детства сына Ивана, читал вслух внукам-погодкам, сначала старшему Николаю, потом младшему Мефодию, вплоть до их последовательного поступления в гимназию. К тому же времени, как обоих стал забирать по утрам старомодный, словно паровоз, желтый американский автобус с надписью "Первая классическая гимназия им. Фонвизина", дедушка уже выучил все наизусть – и про чертовщину, творившуюся вокруг Руслана с Людмилою, и про жестокости Балды по отношению к несчастному попу, и про разврат, которым занимались при дворе царя Салтана… Сочинения эти, следует заметить, произвели на него огромное впечатление. Так бывает опасна корь, перенесенная в зрелом возрасте.
Третий источник – старые советские песни и мельком подслушанное в храме учение о бессмертии души. Тут все ясно: утверждение "Ленин всегда живой" на простого, но не лишенного воображения человека обязательно оказывает сильное действие, а случайно разобранные в общем пении на Пасху и с наивным кощунством понятые слова "смертию смерть поправ" непременно врезаются в память, словно выбитые в камне. Что же касается составных частей, то они суть 1) природная деятельность натуры Э. В. Добролюбова,
2) соблазнительная ситуация, сложившаяся на центральной площади страны,
3) присущее всякому русскому человеку стремление решить личные, общенародные и мировые проблемы разом.
Короче говоря, Эдуард Вилорович Добролюбов задумал проникнуть в мавзолей Владимира Ильича Ленина и путем разрушения хрустального гроба и последующего нанесения поцелуя пробудить великого вождя трудящихся всего мира для исправления политического курса и восстановления его же ленинских норм.
Ни хрена себе, а?! С ума сошел старый дурень.
Но, с другой стороны… Так ли уж безумна идея? Не предпринимаются ли вокруг, в нашей с вами обычной и полностью реалистической жизни, попытки осуществления идей не менее странных? Допустим, поворот России на путь Швейцарии или, наоборот, Швеции; восстановление допетровских обычаев с дальнейшим выделением в окружающую среду исконно славянского духа; перенос азиатско-европейской границы с Урала на Карпаты или, напротив, на приамурские сопки; внедрение монетаризма в грудное вскармливание; национализация верхних слоев атмосферы; торжество справедливости… Все мы Добролюбовы, господа. В каждом из нас есть свой Добролюбов, товарищи. И не смейтесь над старостью, все там будем.
А сам мечтатель начал осуществление плана, как положено, с глубокой разведки. От природы он был человеком очень неглупым, рассудительным и практичным, так что решил прежде всего отправиться в царство мертвых, чтобы там, на месте, как следует изучить обстановку, нравы и обычаи обитателей, условия работы и особенности этих условий. Однако, поскольку проникнуть непосредственно в загробную среду каким-либо иным путем, кроме как личной кончиной с последующим захоронением (что старик пока легкомысленно откладывал на неопределенный срок), не представлялось возможным, он решил ограничиться обследованием московских и ближнего пригорода кладбищ – мест, наиболее приближенных куда надо.
Весь список, от федерально значимых Новодевичьего и Кунцевского до культурно ориентированных Ваганьковского и Переделкинского, от национально окрашенного Востряковского до сравнительно общедоступных Митинского, Хованского и Николо-Архангельского, оказался огромным. Но Эдуард Вилорович горячку не порол, действовал последовательно и планомерно. Разделавшись в утренние часы с кое-какими хозяйственными заботами, он, экипированный мятой пластмассовой авоськой с бутербродами, после обеда садился в автобус, шедший до ближайшего метро, потом долго ехал под землей, втискивался в маршрутку и, наконец, во второй половине дня прибывал на очередной объект. Там он проводил несколько часов, как правило, до самого запирания ворот – давняя служебная привычка действовать в чуждом и враждебном окружении зоны подсказывала ему, что хмурое время сумерек более всего подходит для рекогносцировки быта покойников. Конечно, еще лучше было бы исследовать ситуацию ночью, но по ночам кладбища закрывались, да и рисковать без особой нужды Добролюбов не хотел, берег себя для завершающего этапа операции.
