– Вы вообще на человека не похожи – вы бесчеловечны.
Глаза его расширились:
– Как ты смеешь так со мной разговаривать?
– Почему нет? Вы же любите правду?
– Ну, если ты так любишь правду, вот и скажи – ты с ним спала или нет?
Лейла презрительно скривилась:
– Да какая вам разница? Как-то мелко со стороны такой великой личности обращать внимания на такие нюансы! – со злой иронией выплюнула она. – Если бы я была чуть более самоуверенной, могла бы подумать, что вы попросту ревнуете?
– А ты не подозреваешь?
– Нет. в чувствах к себе я вас не подозреваю. На такую «слабость» вы точно не способны, – с уверенностью проговорила Лейла. – Вы действуете либо из трезвого расчёта, либо из чистого самолюбия – другие мотивы вами не движут. Вас одновременно и заводит, и ярит мысль о том, что кто-то осмелится предпочесть вам другую сторону.
– Что ж, ладно. Не отвечай. Мне уже и так всё ясно, обойдёмся без формальностей. Можешь и дальше грезить о ком хочешь. Но принадлежать ты будешь мне. Поняла, сучка?
Лейла с презрением глядела ему в глаза, со скрытым вызовом. Но даже такое пассивное сопротивление вызвало в нём ярость. Хлёсткий удар по лицу заставил её дёрнуться. Его рука уже привычно и властно легла на её затылок, не давая возможность отвергнуть ненавистные навязываемые ей поцелуи.
Кругом кровь. Кругом боль. Лучше сдохнуть! Но даже этого ей сделать не позволят. Эссус по-своему заботится о ней, как о принадлежащей ему вещи.
– Нет! – почти истерично забилась она. – Нет!
– Да-да, – передразнил он её, смеясь.
– Пожалуйста! Только не здесь! Вы что, хотите, чтобы я от ужаса совсем умом тронулась! Я не могу трахаться с вами там, где ваша виверна людей дожирает! – её трясло и, если бы руки Эссуса не держали её, возможно, она бы рухнула на пол.
– Открою тебе страшную тайну, моя милая – всё ты прекрасно сможешь, – продолжал тихо говорить змей, накручивая на палец левой руки её золотой локон. – Сначала тебе будет очень тошно и мерзко, а потом ты просто сдашься, а позже забудешь в моих объятиях всё – и о своей жалкой склонности к Дэйву, и о том, как он скулил под моими пытками, и об окровавленном от растерзанного трупа зале. Ты будешь скулить в моих объятиях, как скулишь всегда – как жалкая похотливая сучка.
– Скулить не буду, – сузила глаза Лейла.
– Правда? Кажется, в прошлый раз мы это уже проходили? Всё ещё никак не расстанешься со своими иллюзиями о гордости и стыде? Моя милая, не каждому доступна такая роскошь.
– Человеческое тело состоит из мышц и нервных окончаний. Определённого рода раздражители заставляют мышцы действовать определённым образом. Я не могу заставить себя ничего не чувствовать рядом с вами, вы старше и опытнее. Вы играете на моих нервах с филигранной виртуозностью. Но тело – это только тело. В глубине души я вас ненавижу, а иногда, даже презираю. И вы знаете это. Будь вы на самом деле так сильны, как хотите казаться, вы бы не соревновались в силе характера с тем, кто заведомо слабее вас – с детьми. И Дэйв и я перед вами как Моська перед волкодавом, а вы так забавно тащитесь от осознания своей власти над нами, – засмеялась Лейла и почти не ощутила боли от очередной хлёсткой пощёчины.
Щека горела, обожжённая ударом. Перед глазами чётко держался образ Дэйва, брошенного посредине зала поломанной окровавленной куклой. А когда память подсовывала мерзкие картинки с Читой…
Злость и гнев заслонял в душе страх, пробуждая боевой дух. Демон противоречия заставил Лейлу поднять голову и с насмешливым презрением взглянуть в лицо своему мучителю:
– Ты смешон, Чёрный Змей. Каждый раз ты рисуешься себе крутым героем любовником, но ты на самом деле всего лишь жалкий насильник. Ни разу я не отдалась тебе по доброй воле. И, будь уверен, не отдамся. Ты мне омерзителен. И собственное тело, капитулирующее перед тобой, мне так же противно. Я не боец, увы! Но мои симпатии всегда будут на стороне твоих врагов. Я тебя ненавижу. Настолько, что не боюсь умереть.
– Жаль. Но что поделать? Ненавидь меня себе и дальше. Тебе придётся меня терпеть. Ещё какое-то время. Пока ты мне не наскучишь. Раз уж ты не умер, от жизни никуда не деться – такова жестокая истина. И от всего того, что за этим следует – тоже.
Притянув девушку к себе ближе, Змей стал мягко и умело мять ей грудь, лаская большими пальцами горошины сосков, с издевательской улыбкой чувствуя, как они затвердевают.
Лейла протестующе застонала, почувствовав, как его пальцы вторгаются между половых губ. Дразня, скользнули дальше, проникая глубоко в лоно, растягивая его, массируя, разминая.
Она глубоко дышала, глядя на него из-под веера полуприкрытых ресниц.
– Мне бы следовало оторвать тебе голову, моя сладкая. Но, на твоё счастье, у тебя слишком смазливая мордашка и слишком сладкая щелка.
Несильный укус в основание шеи заставил тело выгнуться дугой, Лейла кусала губы, лишь бы не застонать.
– Удовольствие – взаимо-острое орудие, не так ли?
Развернув её к себе спиной, Эссус приставил член и со сладострастным стоном вошёл в неё одним слитным, мучительным толчком. Лейла прикрыла глаза. Это было почти больно. Она чувствовала каждый его дюйм, проникающий внутрь. Но тело уже помнил, каким наслаждением заканчивается это болезненное поначалу вторжение и заныло, завибрировало от предвкушения острого удовольствия на грани пытки, заставляя подаваться вперёд, навстречу вонзающемуся, словно кинжал, члену.
От резкого, сильного, а главное, быстрого точка, по позвоночнику прокатился жар. Внутри скрутило первой сжимающей судорогой.
«Закрыть глаза и думать об Англии», – в которой раз с внутренней насмешкой вспомнила Лейла слова великой королевы Виктории.
Что за чудовищное создание люди? Как может быть душа в таком мраке, а тело – всё равно откликаться на ласки того, кого всей душой искренне ненавидишь?
Эссус двигал бёдрами, не жалея ни себя, ни её, словно в его страсти слились между собой ярость и злость, словно через эти толчки он высвобождался от негативных эмоций.
Эти толчки, то быстрые, похожие на удары, бьющие точно в цель, то вдруг тягучие и медленные, заставляющие терять голову и выгибаться навстречу дикой кошкой, прося вернуть прежний темп.
Прервавшись на секунду, он перевернул её к себе лицом, прислонив спиной к стене, оторвал от пола, так, что волей-неволей, пришлось закинуть ноги ему за спину.
Толчки убыстрились, подводя её к краю. Не силах больше сдерживаться, Лейла застонала, в очередной раз проигрывая бой.
Эссус издал странный звук, похожий на шипение, по инерции сделал несколько движений, изливаясь в неё и замер, тяжело дыша.
Лейла, прикрыв глаза, старалась восстановить дыхание.
Эссус не отпускал её, и она нехотя подняла на него взгляд. Его лицо было совсем рядом, как и его тело, ставшее таким знакомым. И неправильность всего того, что происходило в её жизни вновь, словно кровоточащая рана, открылась в душе.
