Паша оживился, он перелистывал страницы, разглядывал чудесные миниатюры, изящные заставки и буквицы, расцвеченные лазурью и киноварью.
– Прекрасная работа! – проговорил он, наконец оторвавшись от книги. – Передай шейху, что я очень доволен. Эта книга достойна лучших мастеров Герата или Тебриза. Удивительно, что такие мастера живут здесь, в этих глухих боснийских горах…
Он немного помолчал, потом снова заговорил тихо, мягко, доверительно:
– Знаешь ли ты, дервиш, почему все властители и полководцы так ценят красивые книги? Почему, едва получив власть и богатство, они заказывают их мастерам каллиграфии и художникам? Почему, захватив город врага, они первым делом посещают его библиотеку? Прежде даже, чем сокровищницу?
– Потому что красивая книга – это одна из радостей жизни. Одна из услад, дарованных нам Аллахом, милостивым, милосердным.
– Нет, дервиш, вовсе не поэтому! В жизни много радостей, более простых и понятных, чем книги, – вкусные яства, застольный разговор с друзьями, прекрасные женщины, соколиная охота, породистые лошади… но только книги дают владыкам и полководцам надежду, что дела их продлятся за пределами смерти, что они будут ведомы потомкам. Поэтому каждый владыка, победив врага, спешит в его библиотеку и приказывает своим мастерам в каждой книге стереть имя предшественника и заменить его своим именем!
– Но потом придет новый победитель и снова заменит имя!
– Так и происходит, дервиш! Скажи, дервиш, почему шейх именно тебя послал ко мне в замок?
– Шейх был добр ко мне. Он посчитал, что я сделал много для этой книги, что без моего труда она не была бы так хороша.
– Должно быть, это так и есть, дервиш. Что ты делал в этой книге? Писал ли ты тексты, рисовал ли миниатюры, расцвечивал ли буквы красками?
– Я рисовал миниатюры.
– Покажи мне их!
Хасан показал паше свои работы. Он и правда мог ими гордиться – лазурь, голубая, как весеннее небо, киноварь красная, как кровь, сказочные птицы с прекрасными женскими лицами… казалось, еще немного – и миниатюры оживут.
– Ты и правда очень искусен, дервиш! – проговорил паша. – Я награжу тебя по достоинству…
Он открыл сундучок черного дерева, достал из него кожаный кошель, полный денег, и протянул Хасану.
Хасан поклонился, благодаря. Но паша продолжил:
– Я знал одного мастера, каллиграфа, который владел своим искусством, как никто другой… я повелел ему написать некий стих…
Паша замолчал, задумавшись о чем-то своем.
– И что же, он справился с этой работой?
– Справился…
– Где же теперь его работа? И где сам этот мастер?
– Не знаю. Я велел своим людям искать его повсюду, но он как сквозь землю провалился. Вот что я хочу от тебя, дервиш. Ведь ты знаком со многими художниками и писцами, мастерами рисунка и каллиграфии. Если ты услышишь от кого-то из них о том беглом мастере – сообщи мне или кому-нибудь из моих слуг. Тогда я щедро награжу тебя, куда щедрее, чем сегодня.
– Не знаю, владыка, где я могу о нем услышать. Я редко выхожу за ворота текии…
– Ты услышал меня, мастер. А теперь можешь возвращаться в свою текию, я более тебя не задерживаю.
Тут же рядом с Хасаном появился прежний старик-прислужник, он зашептал на ухо дервишу:
– Пойдем прочь, паша утомился и более не хочет разговаривать с тобой!
Со своим провожатым Хасан вышел из башни. Здесь старик оставил его, указав дорогу к воротам.
Хасан поблагодарил его и пошел прочь.
Ника проснулась от того, что дверь ходила ходуном. Кто-то стучал и тряс ее так сильно, что ручка вот-вот отвалится.
– Ника! – орал за дверью мужской голос. – Ника, открой! Открой сейчас же!
Ника потрясла головой и с трудом села на кровати. Неужели они снова подмешали ей что-то в еду? Тут она увидела валявшиеся возле кровати шкурки от бананов и вспомнила, что ничего вчера не ела. Надо же, как разоспалась.
– Ника, тебе плохо? – надрывались за дверью. И бухнули ногой, отчего стул наконец вывалился из ручки, и в комнату влетел этот тип, который пытался уверить Нику, что он – ее муж.
Ну, дурак какой, на что он рассчитывал?
Сегодня вид у него был не блестящий, на щеке наливался фиолетовыми разводами приличный такой синяк, и шею он держал как-то вбок, видно, по шее тоже вчера попало.
И тут Ника вспомнила все, что случилось вчера. Ведь она же говорила с Сережей! Ведь его похитили, и теперь за него просят выкуп. Несусветные какие-то деньги, но дело не в этом. А в том, что Сережу нужно немедленно спасать! А тут эти двое маячат, шагу ступить не дают. Как бы от них избавиться…
– Дорогой! – вскрикнула Ника, всплеснув руками. – Что это с тобой… – Она хотела сказать «случилось», но поняла, что это будет перебор. Этот идиот ничего не поймет, но свекровь маячит в дверях и смотрит очень нехорошо.
Правда, поймав Никин подозрительный взгляд, свекровь тут же сложила губы в слащавую улыбку.
– Верочка, ты так долго спала, мы уж волноваться начали. Как ты себя чувствуешь?
– Лучше бы вы за своего сыночка волновались, – буркнула Ника неприязненно, – мазь какую-нибудь на синяк нанести, что ли… Это же из дому выйти нельзя…
Она подошла ближе к самозванцу и протянула руку, чтобы потрогать синяк. Он резко отвернулся, поморщившись и чертыхнувшись от боли, и тут она заметила узкую полоску отросших у корней волос. Волосы были темными.
Ага, стало быть, покрасился, чтобы больше на Сергея походить. Ну это же надо…
Она скрылась в ванной, прихватив телефон, и прочитала свежую эсэсмэску:
«Распродажа мобильных телефонов! Новые телефоны по цене производителя. Спешите!»
И внизу номер телефона, тот же самый, что в прошлый раз.
Ага, стало быть, у Андрея две симки. И он купил ей новый телефон. Это хорошо, потому что по всему получается, что ей нужен помощник. И придется довериться Андрею. Она не хотела этого делать, но нужно спешить, а то Сереже будет плохо. Она написала несколько слов и отправила на тот же номер.
Из ванной Ника вышла при полном макияже, нетерпеливо отмахнулась от свекрови с ее непременным нытьем по поводу завтрака и собралась уходить.
– Ты куда это? – Фальшивый муж стоял в дверях, скрестив руки, как Наполеон.
– В банк, нужно кое-какие бумаги подписать, менеджер вчера звонил, – на голубом глазу соврала Ника.
– Никто тебе вчера не звонил, – нахмурился «муж», но от того, что щека распухла, получилось у него совсем не грозно, а просто противно. Перекосило морду лица, да и все.
