– Ты о чем вообще говоришь? – вклинилась полная.
– Да не подумайте плохого, вот, видите, ходит за мной всюду, контролирует, как налоговая инспекция, каждый чек проверяет, каждую копейку считает! Думала, хоть в этот магазин за мной не потащится, постесняется, так нет, пришел и сидит, как Крылов в Летнем саду! Вон, видите, в кресле?
Подруги незаметно взглянули на Сергея и переглянулись.
– Да, бывают такие мужики! – вздохнула полная. – Расселся, как дома на диване! У меня такой тоже был, помнишь Валерия, Анюта?
– Еще бы не помнить! – подхватила высокая. – Разве такого забудешь? Настоящий козел! Но ты с ним быстро развелась и хорошо пощипала его при разводе!
– Разводись тоже со своим! – посоветовала Нике полная. – Развод – это лучший выход из такого положения.
– Да я уж думаю, только тут все непросто… – вздохнула Ника.
– Да, это всегда непросто! Адвоката хорошего найди да и разводись.
– Как этого твоего адвоката фамилия была? – спросила худощавая свою подругу. – Медведев? Барсуков? Что-то лесное… Рысин?
– Шишкин его фамилия, – ответила полная и сунула Нике белую с золотом визитку, – берет дорого, но сделает все, как тебе надо. И никогда не проигрывает.
– Спасибо, конечно. – Ника спрятала визитку в карманчик сумки. – Но сейчас-то что делать?
– Ладно, мы тебе поможем от твоего муженька отделаться хоть на время.
Подруги позвали продавщицу, выбрали лифчики и отправились в примерочные кабинки.
Ника ходила вдоль стоек, краем глаза поглядывая на Сергея. Он следил за ней из-под полуопущенных век.
Тут одна из примерочных кабинок широко распахнулась, из нее вышла высокая дама в одном нижнем белье, она с невозмутимым видом подошла к большому зеркалу и принялась вертеться перед ним, поворачиваясь то одним, то другим боком.
На безмолвный вопрос продавщицы она ответила с апломбом:
– Здесь освещение лучше, чем в кабинке! Марианночка, выйди тоже, погляди, как на мне этот лифчик сидит!
Из второй кабинки выкатилась полная особа, тоже в одном белье. Она подкатилась к подруге, и обе стали крутиться перед зеркалом, обмениваясь впечатлениями.
Вдруг полная дама повернулась к Сергею и завопила, как будто только сейчас его заметила:
– А ты что на меня пялишься? Ты что на меня глядишь, извращенец? Устроился тут, как на бесплатном стриптизе! Мы сейчас тебя полиции сдадим! Знаешь, как они с такими обходятся!
– Козел! Скотина! – подключилась подруга. – Не будем мы тебя полиции сдавать, мы лучше сейчас моему Константину позвоним! Он с тобой такое сделает – никакой полиции не суметь!
– Да! – подхватила первая. – Точно! И твоему Константину, и моему Анатолию!
Сергей покраснел, потом побледнел, наконец вскочил и вылетел из магазина, как пробка из бутылки.
Подруги заговорщицки взглянули на Нику, та поблагодарила их взглядом и устремилась к запасному выходу из магазина, который присмотрела, пока прогуливалась между стойками.
Выскочив на галерею, она внимательно огляделась, убедилась, что Сергея нигде не видно, и отправилась на поиски кафе, в котором экономка покойного отца назначила ей встречу.
До назначенного времени оставалось всего несколько минут, и ей следовало поторопиться.
Сперва ей попались два обычных сетевых кафе, которых в последнее время много развелось. И у них в городе парочка таких есть, а уж тут-то и вовсе полно.
Ника прибавила шагу, чтобы не опоздать, и почти перешла на бег. Наконец она увидела яркую вывеску «Бистро Андре», над которой был изображен жизнерадостный повар в высоком белом колпаке, с маленькими французскими усиками и довольной улыбкой. Под мышкой этот нарисованный француз сжимал длинный нарисованный багет. Что ж, все ясно.
Десяток столиков этого бистро были отгорожены от галереи невысоким деревянным барьером, украшенным искусственными цветами.
Ника пошла вдоль барьера, приглядываясь к посетителям бистро. Сначала она не заметила Юлию Милановну. Она взглянула на часы – было уже десять минут первого.
Неужели экономка не дождалась ее и ушла?
И тут она увидела знакомую фигуру в самом дальнем, самом темном углу кафе. Юлия Милановна сидела, откинувшись на спинку стула, повернувшись лицом к стене. Ника обошла барьер и направилась к угловому столику.
Немного не доходя до него, она окликнула экономку:
– Юлия Милановна!
Та не отозвалась и даже не шелохнулась.
Ника пожала плечами, подошла к столу и села напротив экономки.
Та по-прежнему не шевелилась.
В углу было темно, потому что светильник из цветного стекла, висевший рядом на стене, не горел, поэтому Ника не могла разглядеть выражение ее лица. Она увидела только, что сегодня экономка одета наряднее, чем в их первую встречу, что, в общем, не удивительно. На ней был бежевый трикотажный расстегнутый жакет, под ним – белая кружевная блузка с яркой рубиновой брошью.
Руки Юлии Милановны неподвижно лежали на столе, пальто висело рядом, на соседнем стуле.
– Извините, что я немного опоздала, – проговорила Ника, отдышавшись. – Никак не могла отделаться от своего… мужа. Вы ведь сказали, что я должна прийти одна.
Экономка молчала и не шевелилась.
– Спасибо, что вы меня дождались…
Юлия Милановна по-прежнему молчала, ни одна мышца на ее лице не шелохнулась.
Это молчание, эта удивительная неподвижность озадачили и насторожили Нику.
– Вы ведь сами настаивали на нашей встрече… – проговорила она смущенно.
Что-то в позе экономки показалось ей странным. Ника протянула руку, дотронулась до ее пальцев – но даже сейчас экономка не пошевелилась. Ника перегнулась через стол…
И зажала рот, чтобы не вскрикнуть.
Лицо Юлии Милановны, спрятанное в тени, было искажено невыносимой болью. Глаза ее были широко открыты и неподвижны, в них отражалась темная пустота.
Экономка была мертва.
То, что Ника приняла за брошь, было головкой булавки, или шпильки из тех, которыми прежде закалывали волосы или прикалывали к волосам кокетливую маленькую шляпку. Только рубиновая головка этой заколки торчала снаружи, все остальное вонзилось в грудь несчастной экономки, прямо в ее сердце. На блузке вокруг булавки растеклось рубиновое пятно крови.
Впрочем, крови было совсем немного – видимо, Юлия Милановна умерла мгновенно, сердце остановилось, и кровь перестала течь из маленькой раны.
Ника на мгновение зажмурилась.
Она подумала, как было бы хорошо сейчас открыть глаза и увидеть, что экономка отца жива и здорова, а вонзенная в сердце булавка ей просто померещилась…
