– …никакого сочувствия! Сама этот кредит выписывала, сама пошла в эту контору грязную, или куда она там ходила – так нечего и удивляться! – говорила в мобильный старая тетка. – Говорят, три миллиона взяла! Думала, что когда достроят – свою квартиру продаст, и долг отдаст, да еще на ремонт останется, а вон оно как вышло! И стройка встала, и денег нет… Что за подъезд у нас, святый боже, то скинется кто, то наркоманы на лестнице шприцов набросают, то теперь вот… Да нет же, что ты несешь! В банке ей бы и не дали. А кто дал – неизвестно уже… Не знаю, кому теперь квартира ее перейдет, как она умерла. Квартира хорошая, двенадцатый этаж, окна на парк, а не как у нас, на двор этот… Дочь не приезжала даже на похороны, куда там. Она после того, что случилось, вообще со старухой не говорила. Ну как не ее вина? А кто у бандитов деньги брал? Это у мини-займов коллекторы неадекватные, а тут вообще звери! Загубили пацана, а пальцы его в почтовый ящик подкинули – где ж тут выдержишь! Она тогда с первым инсультом и слегла, а второй добил вот теперь… Она вообще в последние месяцы из квартиры не выходила, да у нас и лифт не всегда работал, а с двенадцатого этажа гляди-ка спустись старому человеку… А того, что они у нас старые, оттого и не работают. Мы когда сюда приехали – вообще совсем древние стояли, так у одной женщины коляску зажало и потащило, девочку грудную убило… Ну она сама дура, коляску ж нельзя впереди себя… Ну да, я вообще с коляской невестке запрещала в этот лифт заходить. Напривыкали, что их везде возят, – а так коляску в руки – и по лестнице. Ничего, мы ходили – и они походят, им полезно вообще, всю жизнь за своим компьютером, да еще и Людочке мобилку уже купили, я так-то отбираю, пока она здесь, а они заставляют вернуть, чтобы, значит, она им звонила, а она минуту позвонит – а час играет! Нет бы повышивать с бабушкой сесть, а все в игрульки свои, оно ей в жизни зачем в телефоне уметь сидеть, а вышивание бы помогло – все профессия какая…
Пашка вскочил и бросился обратно к подъезду. Сердце его грохотало как бешеное. Как там сказала эта злобная тетка? Двенадцатый этаж, окна на парк?
Пашка подбежал к двери, набрал технический код (решетка, четыре, шесть, один, два) и, запрыгнув внутрь, взлетел по лесенке к лифтам. Пока ждал лифт, переминался с ноги на ногу. Вот бы сегодня Тимур вечером вышел, как и обещал! Тогда бы он ему код потусторонний на блюдечке преподнес! А то смотрит так, будто он один во всем дворе в паранормальном разбирается!
Пашка заскочил в лифт, нажал на кнопку двенадцатого этажа и прикрыл глаза.
«Так, подъезд, хоть и другой, а планировка та же. Значит, у двух квартир по бокам коридора окна с обеих сторон, и на парк, и на двор, а две, что по центру, – смотрят только на двор. Значит, она жила или в первой по счету на этаже, или, наоборот, в последней».
Лифт приехал на двенадцатый этаж, и дверь не спеша поехала вправо. Пашка протиснулся в щель, не дожидаясь, пока он раскроется полностью и, выскочив на площадку, уставился на номера квартир на звонках.
Сто двадцать седьмая или сто тридцатая. Либо одна, либо другая.
Лифт еще не успел закрыться – а Пашка уже проскочил внутрь и нажал на кнопку первого этажа. Спуск показался ему еще дольше, чем подъем, – он грыз губу и покачивался на ногах, задумчиво улыбаясь.
«Вот Тимур-то удивится! – думалось ему. – А когда он уедет – покажу девчонкам, и плевать, что он там думает! Девчонки уписаются от страха, зуб даю! История с третьим кодом – это ж вообще топчик!»
Он сбежал по лесенке рядом с почтовыми ящиками, нажал на кнопку выхода и толкнул дверь, затем вышел на солнце, обернулся и, дождавшись, пока домофон перестанет пищать, а дверь с хлопком присосется обратно к магниту, протянул руку к кнопкам.
«Как там было? Технический код в обратную сторону?»
Два. Один. Шесть. Четыре. Решетка.
Сто двадцать семь.
Домофон обиженно запиликал, лампочка моргнула красным. Ошибка.
Пашка нажал сброс и вздохнул. Вдруг ему подумалось, какая все-таки глупость – этот мифический третий код. Пашка впервые понял, что он может и не сработать, а Тимур ему все наплел. Да и кому он вообще поверил? Пацану, которого он знает третий день и которого бабушка не отпускает гулять на улицу?
Два. Один. Шесть. Четыре. Решетка.
Сто тридцать.
Домофон не пискнул, и лампочка не загорелась – ничего вообще не произошло, но Пашка почувствовал, как дверь с шелестом оторвалась от магнита. По лицу пробежал почти незаметный сквозняк из образовавшейся щели.
Пашка, сглотнув, потянул ее на себя – и не встретил никакого сопротивления. Дверь открылась. Код сработал!
Вне себя от радости, Пашка зашел внутрь и огляделся. Потусторонний подъезд ничем не отличался от обыкновенного, что его разочаровало. Но что-то все-таки было не так – просто Пашка не понимал, что. Справа все так же блестели железом почтовые ящики с номерами квартир, над ними начиналась лестница наверх, а впереди были закрытые двери первого этажа да двери лифтов. Один из лифтов громыхал где-то сверху, но очень далеко и еле слышно.
Пашка поднялся по лесенке к лифтам и, остановившись, уставился на их двери. Они были какие-то не такие. Более старые, и разделение на створки у грузового лифта было по центру, хотя он точно помнил, как дверь уходила вправо, оставляя у левой стенки лишь маленькую створку.
«Это, наверное, старые лифты, – понял Пашка. – Значит, все-таки удалось!»
Он протянул руку и нажал на кнопку вызова лифта. Ничего не произошло.
«Сломались, – подумал Пашка. – Надо по лестнице».
Он подбежал к ступенькам и что есть духу взлетел на третий этаж, затем вышел на лестничную площадку и выглянул в окно. Он ожидал увидеть ночь, зиму или серый пепельный мир, как в Сайлент-Хилле, но увидел тот же двор с качелями и детской площадкой и все то же солнце. По площадке бегали туда-сюда девчонки, да сидела на скамейке та же тетка. Правда, звуков из-за стекла не долетало, и было непривычно тихо. Разочаровавшись, Пашка уже было отошел от окна, как вдруг его взгляд упал вниз, на козырек над подъездом – и он замер, раскрыв рот.
Весь козырек был завален мячами разных форм и размеров – футбольными, волейбольными и детскими резиновыми, а среди них лежали воздушные змеи, пластмассовые самолетики, воланчики и даже вертолет на радиоуправлении. Все это было засыпано бычками, шприцами и пачками из-под сигарет, из-за чего посреди козырька образовалась огромная разноцветная гора из различного мусора. Пашка прижался к стеклу, стараясь разглядеть как можно больше – и вдруг увидел человека, лежащего на крыше почти у самых окон, – видно было только голову и руки, кисти которых скрывались под шприцами.
А затем человек поднял голову и повернул окровавленное лицо прямо в его сторону.
Пашка отскочил от стекла и хрипло выдохнул. Тело его дрожало мелкой дрожью.
Из глубин памяти всплыл образ – у соседнего подъезда стоят плачущие люди, на табуретках покоится яркий гроб. И зеленеет похоронный венок, висящий на углу смятого от удара подъездного карниза.
